Вскоре после этого он отбыл в Царское Село для встречи с государем. Как записал в своём дневнике Николай II: «После обычных докладов принял хана Нахичеванского, приехавшего с легкою раною в руку с войны. Он с нами завтракал и рассказывал много интересного».
Степан Яковлев, в отличие от Хана Нахичеванского, приказ выполнил со всей присущей ему аккуратностью: телеграфная и телефонная связь со штабом 1-й армии была быстро восстановлена. Ренненкампф тут же телеграфировал Хану, требуя немедленно вернуться в строй, но зная про придворные связи своего подчинённого, не стал его сильно распекать. Степан же получил приказ возвращаться в штаб армии.
Последствия Гумбинненского сражения оказались крайне губительными для русских. Ничто так не одурманивает и не расслабляет русскую натуру, как скорый успех в самом начале большого дела. В штабах началась эйфория, многие генералы уже мечтали о взятии Берлина и перестали обращать внимание на важные мелочи вокруг себя. Тылы – снабжение, связь, медицинская служба – находились в полном хаосе, они не были готовы к столь энергичному наступлению. Также никто не был готов к такому расходу артиллерийских снарядов: после первого же крупного сражения их почти не осталось, а пополнить запасы было нечем. Между тем германское командование извлекло самые серьёзные уроки из поражения. Малодушный командующий фон Притвиц со своим нерешительным начальником штаба были уволены, а вместо них назначены лучшие из лучших – Пауль фон Гинденбург[21] и Эрих Людендорф. Эти два стратега быстро разработали и стали методично претворять в жизнь план по уничтожению русских армий поодиночке. Первой подлежала уничтожению армия Самсонова, второй – Ренненкампфа.
Последний ещё ничего не знал о намерениях германского командования. Но зато оно знало всё о его планах: сообщения по русскому радиотелеграфу не шифровались и потому легко прочитывались немцами.
Генерал фон Ренненкампф не испытывал никаких чувств по поводу произошедшего сражения. Он был человеком ума приземлённого и практического. Его мало заботило общее дело. Ему было важно одно: выставить себя в выгодном свете перед государем и добиться получения очередных придворных регалий. Впрочем, попутно он решал и свои сугубо материальные проблемы: ему было доверено командованием заключение четырёхмиллионного контракта с «жидами» на поставку фуража, который мог обеспечить ему безбедную старость. Проливаемая кровь русских солдат не беспокоила его. Вспоминая о погибших и раненых немцах, он тоже почти ничего не чувствовал, хотя в душе немного опасался за жизнь своих немецких родственников, живших как раз в этих местах Восточной Пруссии. В сущности, ему было всё равно, с какой стороны фронта находиться. Судьбе было угодно сделать его русским генералом – ну что ж, думал фон Ренненкампф, русским так русским, всё один чёрт. На каком бы языке ни разговаривало подчинённое тебе пушечное мясо, лишь бы оно было…
ГЛАВА 3. РИММА ПРОЩАЕТСЯ С ДОМОМ
Римма и Елена Николаевна выехали из Винницы домой ночным поездом и некоторое время благополучно проспали в отдельном купе, однако довольно скоро были разбужены. Им показалось, что поезд обстреливают из тяжелых орудий, но прислушавшись, они поняли, что кто-то ломится в купе. Елена Николаевна приоткрыла дверь. Перед нею метались разъярённые дамы с неисчислимыми чемоданами, корзинами, детьми и даже попугаями в клетках – и колотили ножками в дверь. Она спросила по возможности вежливо:
— Что вам угодно?
Ей ответил рёв и визг:
— Что нам угодно?! Место нам угодно!
Эти несчастные женщины, как оказалось, были жёнами и дочерьми чиновников, которым приказали эвакуироваться ввиду близости неприятеля. Однако Елена Николаевна не была настроена уступать место кому попало. В самых высоких регистрах и в самых отборных выражениях она объяснила незваным попутчицам, что она и её дочь нуждаются в отдыхе. При этом в пылу полемики она позволила себе чересчур приоткрыть дверь купе. Это стало её ошибкой.