– В Ставрополе Кавказском. Я приехала в гости к моему родному дяде.
– Почему вы мне сразу не сказали это? – рассердился пристав.
– Я не хотела, чтобы мама узнала о моём пребывании в полиции. Она вообще не должна знать, что я в Виннице.
– Сударыня, вы напрасно беспокоились, мне всё равно придётся телеграфировать вашей мамаше.
– Вы этого не сделаете.
– Почему же?
– Мой дядя вам не позволит.
– Да кто же этот ваш дядя?!
– Николай Николаевич Данишевский.
Пристав икнул от неожиданности. Данишевский был известной фигурой в городе: полковник, начальник 165-го пехотного полка, хлебосол, славный своими знаменитыми «данишевскими» пирушками, на одной из которых пристав позволил себе напиться до зелёного змия и выпасть из окна.
Губы пристава растянулись в улыбке.
– Так вы племянница его высокоблагородия? Очень рад! А я вас помню ещё вот такой крошкой. Очень рад!
Он погрозил волосатым кулаком дворнику и крикнул городовому:
– Эй, Бессонов, немедленно доставь племянницу к его высокоблагородию.
Трактирщик, сидевший тут же с большим синяком под глазом, был недоволен таким решением власти:
– Ваше благородие, я как сугубо пострадавший… прошу и надеюсь… оплаты … то бишь расплаты… за мои страдания.
– Ты? За какие такие страдания? – недоуменно повернул голову пристав.
– Ваше благородие, я как сугубо пострадавший … за похищенный крендель и разбитые окна.
Но «власть» посмотрела на него с холодком и презрительно сплюнула на пол:
– Из-за кренделя правительство не беспокоят…
И забежав вперёд Риммы, предупредительно отворил перед ней двери:
– Сударыня, прошу сюда, пожалуйста!
Выходя из околотка, Римма заметила, что Меркулов идёт следом, видимо, струсивший пристав его тоже отпустил.
– Что бы я делала без тебя, братец! – глаза Риммы засветились искренней благодарностью. – Век помнить буду твою доброту.
– Что вы, сударыня, я ничего, я так … это всякий бы… – Меркулов был смущён.
– Братец, скажи мне, пожалуйста, кто самый богатый человек в этом городе? – подумав, спросила его Римма.
– Это мой хозяин, – без промедления ответил Меркулов.
– А где ты служишь?
– На чугунолитейном заводе Боруха Львовича.
–Занимается ли этот господин благотворительностью? – продолжила допытываться Римма.
– Нет, ни в чём таком замечен не был, слава Богу, – по-своему понял её Меркулов. Человек совестливый. Распорядился, чтоб каждому стакан водки наливали после смены.
– А если у него, скажем, денег попросить на строительство земской школы, он даст, как ты думаешь?
– Денег? – Меркулов почесал затылок. – Не, денег не даст. Он на это дело скуповат.
– Значит, не даст. Спасибо тебе, братец, – грустно ответила ему Римма.
– Будете проходить мимо, сударыня, заходите – я покажу вам, как мы с ребятами металл плавим!
Римма кивнула ему и отправилась вслед за городовым. Они сели в двуколку и покатили по улицам города.
Винница в 1914 году представляла собой удивительную смесь цивилизации и захолустья. Это был очень хорошенький, уютный городок приграничной Подольской губернии, живописно раскинувшийся на холмистых берегах реки Южный Буг. В самом сердце городка соседствовали дряхлые старосветские усадьбы с покосившимися ставнями и театр с мраморными колоннами, который было бы не стыдно перенести в любую столицу. Роскошную шестиэтажную гостиницу «Савой» с лифтом и электричеством со всех сторон окружали переулки, заросшие травой, по которым безмятежно разгуливали поросята и куры. Новенькие, сверкающие свежей краской трамваи обгоняли еле скрипящие телеги.
Одноэтажный особняк на Соборной улице, который занимал Николай Данишевский, был в честь праздника с фасада украшен свежесрубленными тоненькими берёзками. Дом выделялся двумя симметричными красивыми ротондами с колоннами и огромными окнами, слева и справа от входа. Сама входная дверь могла считаться произведением искусства: это была высокая, резная, двустворчатая дверь из дуба, вместо дверной ручки висело кольцо, которое держала в пасти гривастая голова льва. Римма коснулась рукой львиной головы, и у неё даже немного защемило в груди – ей показалось, будто бронзовый лев ожил и узнал её. Да, это был он – тот самый, любимый с детства дядюшкин дом.