– Ну, вот опять ты завёл свою шарманку, ретроград старый, – шумно заругалась Софья Михайловна, наперёд зная реакцию мужа и провоцируя его. – Сейчас он начнёт рассказывать, что Россию надо подморозить, чтобы не гнила…
– Цыц ты, старая перечница! – прикрикнул на неё Николай Николаевич в четверть силы своего голоса. – Я человек старой закалки, и говорю только то, что говорил мне мой отец, а ему его отец. Вот Римма меня поймёт. Так ведь говорю?
– Конечно, дядя Ника. – У нас в семье все почитают государя императора, и в церковь мы ходим регулярно. Меня мама учила читать по псалтырю. И молитвам она меня учила с двух лет.
Софья Михайловна вспомнила, как в детстве пятилетняя Римма играла на улице в казаков-разбойников с её дочерью Варей и с местными мальчишками. При этом Римма носилась по грязным канавкам босиком, чумазая, горластая и сама похожая на мальчишку. Когда-то дядя спросил её, кем она хочет стать, когда вырастет, она, не задумываясь, выпалила: «Солдатом!»
В дом Данишевских пришёл вечер, а вместе с ним и первые гости. Сначала Катя, младшая сестра Софьи Михайловны, с тремя маленькими сыновьями девяти, шести и трёх лет. Катя первым делом спросила, пришла ли уже Варвара. А мальчишки схватили Римму за руки и закричали, перебивая друг друга: «Тётя Римма, посмотрите, какая у меня большая сабля! Почему «корова» говорится через «а», а пишется через «о»? А вы поиграете с нами в городки?»
Софья Михайловна не удержалась:
– Ребята, почему вы к Риммочке обращаетесь на «вы»? Вы её забыли? Она тоже ребёнок!
И дети с громкими, радостными воплями: «Ребёнок, ребёнок!!» схватили Римму за руки, потащили за собой и закружили в хороводе.
Затем пришли Виктор Христофорович, уже немолодой врач-психиатр, и его супруга. Она ещё с порога спросила хозяйку, дома ли Варя. А Виктор Христофорович вступил в гостиную с такими словами:
– Какой сегодня фиолетовый день, господа! Мне с утра всё кажется фиолетовым…
Как шёпотом рассказала потом Софья Михайловна, он сам страдал от психического заболевания, которое дважды в год повергало его в сильнейшую депрессию и заставляло то бросаться с моста в реку, то принимать разом целую пачку снотворного. В такие периоды он переезжал в свою психиатрическую лечебницу уже в качестве пациента. Но в остальное время он был милым и вполне нормальным человеком. Он даже написал трактат о псевдогаллюцинациях, который пользовался успехом в учёных кругах.
Супруга Виктора Христофоровича, скромная и стеснительная сестра милосердия Ольга из его же лечебницы, сразу подошла к Кате и Софье Михайловне, с которыми тесно дружила, и женщины начали, смеясь и перебивая друг друга, делиться историями из жизни своих детей и родственников.
Виктор Христофорович и Николай Николаевич с трудом вырвали Римму из детского общества, усадили её на диван рядом с собой и долго расспрашивали о жизни в её городе. В это время Софья Михайловна села за старенький, немного расстроенный рояль, на котором был открыт сборник «Новости цыганского пения»:
Что может быть чудеснее, когда, любовь тая,
Друзей встречает песнями цыганская семья…
Римма с надеждой поглядывала на тётю, и в глазах её читалось: «Когда же Варя придёт?» Но Софья Михайловна только молча пожимала плечами.
Николай Николаевич густым, мощным баритоном запел полковую песню:
Всадники-други, в поход собирайтесь!
Радостный звук вас ко славе зовёт,
С бодрым духом отважно сражайтесь,
В сраженьи пускай вас Господь призовёт.
Да посрамлён будет тот малодушный,
Кто без приказа отступит на шаг!
Долгу, чести, клятве преступник
На Руси будет принят как злейший наш враг…
Виктор Христофорович петь наотрез отказался, как его ни уговаривали.
Наконец, в очередной раз заскрипел звонок в парадном, и вошёл высокий, коренастый молодой человек, с широким лбом, большими русыми бакенбардами и в золотых очках. Он был первым из гостей, кто ни слова не спросил о Варваре.