– Дорогая моя, скажите, что вам не так? Я постараюсь выполнить каждый ваш каприз. – глаза Бобринского приняли просительное выражение. – Хотите, я откажусь от генерал–губернаторства ради вас, и мы уедем в деревню? Будем смотреть на закаты в тишине, на веранде большого деревенского дома и пить чай с малиной? Я готов всё бросить ради вас, ей богу.
Варвару эта покорность графа разозлила ещё больше.
– Нет, дорогой граф, к чему такие жертвы? Оставайтесь лучше тем, кто вы есть. Вы тут на своём месте. Будет лучше, если я сама уеду в Россию.
Бобринский тяжело вздохнул: прекрасная дама в шляпе из белого газа ускользала от него, и, кажется, навсегда. Но он не был бы графом Бобринским, если бы тут же не встряхнулся и не посмотрел на себя в большое овальное зеркало в позолоченной раме. Он остался доволен увиденным. Мечтательность и смирение покинули его, он опять стал деловитым и уверенным в себе чиновником.
– Как ни тяжело мне оставаться здесь без вас, но придётся вас отпустить. Могу ли я напоследок попросить вас об одном одолжении? Речь о том, чтобы съездить в Царское Село и встретиться с министром двора графом Фредериксом. Сейчас я напишу два письма. Первое – рекомендательное, с ним вы получите доступ к Фредериксу, и он вас охотно примет. Второе письмо будет адресовано уже лично государю императору. Строго секретно, разумеется. В этом втором письме я изложу свой проект по переустройству Червоной Руси. По переселению сюда православных и так далее. Мне нужно, чтобы государь наложил на него свою резолюцию. Я хотел бы, чтобы вы добились личной встречи с государем и на словах рассказали ему про мой проект, а потом вручили письмо и дождались его ответа. Так будет надёжнее. Вы сможете это сделать для меня?
– Да, дорогой, – с томной улыбкой отвечала Варвара. Она оценила силу духа графа Бобринского. Одной рукой она нежно обняла его за шею, другой – задёрнула штору.
Утром следующего дня поезд уже уносил её в сторону Петрограда. Пассажирский поезд почти целиком состоял из красных вагонов четвёртого класса, однако Варваре удалось найти место в единственном жёлтом вагоне. Вагон первого класса был до отказа забит офицерами, возвращавшимися с фронта. Среди них было много раненых, изувеченных и тяжело больных. «Как много сильных, красивых мужчин покалечено на войне и больше не пригодно для любви, – думала Варвара. – Как жаль. Кто-то из них мог бы стать моим… И зачем только нужна эта война?»
На станции Орёл поезд долго стоял. Она вышла на перрон, смешалась с толпой, замёрзла и зачем-то купила газету у мальчишки. Глаза сами собой скользнули в конец первой страницы, где печатали списки погибших. Вдруг Варвара мельком увидела собственную фамилию и вздрогнула. Стала читать внимательно. Потом ещё и ещё раз. Нет, ошибки быть не могло. Варвара скомкала газету, швырнула её под ноги, подняла глаза к небу и протяжно завыла, не обращая ни на кого внимания. Ей было очень жаль и себя, и своего папку. «Ну почему, – всхлипывала она, – почему именно он? Почему не этот ублюдок, генерал Янов? Почему не полковник Иванов? Почему эти трусливые любители оперы останутся жить, а моего храброго папы больше не будет? Неужели он никогда–никогда больше не ляжет на свой любимый диван с газетой и не поставит на грудь свой медный подсвечник?»
Совершенно потерянная, с заплаканными красными глазами она вернулась в вагон, села на своё место и вжалась в угол. Никому вокруг не было до неё дела: у каждого было своё горе, своя забота.
В памяти Варвары непроизвольно выплывали клочки старых воспоминаний. В большинстве из них она была несправедлива к отцу, иногда равнодушна, иногда бесчувственна. Как странно, что Николай Николаевич должен был сначала умереть, чтобы дочь всё поняла и раскаялась.
В купе было сильно накурено, и Варвара вышла в тамбур, чтобы подышать воздухом. Но и там было полным полно военных с папиросами в зубах. Она с трудом протиснулась к запотевшему окну и стала оттирать пальцами стекло.
– Мы над вами царствуем, мы вас судим, мы вам отпускаем грехи, мы вас защищаем, мы вас кормим, а вы что свои рты разявили? Работайте на нас! – сердито разъяснял вполголоса стоявший рядом здоровенный, обросший рыжей щетиной солдат своему товарищу бледного, чахоточного вида.