Ей стало тесно в санитарном блиндаже от своих мыслей. Она с трудом дождалась обеда, но не пошла к котлу вместе со всеми, а пошла в поле. По бескрайним белым просторам, между холмами и редкими одинокими деревцами гулял свежий морозный ветер, жёг щёки и щипал её нос. Весёлый снег светился миллиардами ослепительных бриллиантовых звёздочек. Римма даже зажмурилась, то ли от удовольствия, то ли от яркого света. Снег лежал чистый, нетронутый и навевал воспоминания о рождественской ёлке, о доме, о родине.
Римме вспомнилось детство. Тогда грудь теснило такое же предпраздничное волнение, будто вот-вот должно произойти что-то очень хорошее, волшебное, чего никогда раньше ни с кем не происходило.
Она видела как наяву, как идёт по улице Ставрополя, между двумя рядами приземистых домиков, укрытых пушистыми перинами, а под её сапожками хрустит голубой снег. Солнце только что закатилось, оставив после себя нежно-жёлтый край неба, а другой край уже захватила сочная, тёмно-синяя, звёздная мгла. Вокруг свежо, таинственно и красиво. Ей тринадцать лет. Рядом с ней в фуражке с серебряным гербом, из-под которой торчат красные, подмороженные уши, шагает смешной гимназист Митя; он несёт её портфель и заглядывает в её глаза. Мальчики и девочки тогда учились в разных гимназиях и могли общаться только после уроков. Митя намеренно идёт близко-близко к ней, чтобы как бы ненароком касаться рукава её полушубка. Когда эта хитрость ему удаётся, он становится совершенно счастлив. Она кокетливо подмигивает ему и хохочет: «Не размахивайте так моим портфелем, Митрий, а не то потеряете равновесие и улетите в сугроб – мне придётся вас выковыривать оттуда». Митя в ответ глупо улыбается и басит: «Сила земного притяжения не позволит мне так далеко улететь от вас». Они вместе заходят в дом Риммы. Митя боязливо оглядывается – опасается, как бы мама Риммы, известная на всю округу своей строгостью, не вышвырнула его вон, нарушая все земные и небесные законы физики.
В гостиной перегорела лампочка. Митя в темноте осторожно берёт Римму за руку. У него ладонь горячая, как будто он не с мороза пришёл. Римма хихикает и отдёргивает свою руку.
Сгущаются сумерки, а они ничего и никого не замечают. При таинственном свете свечей они заняты делом – развешивают на ёлке мишуру и стеклянные шары, разрисовывают окна в детской белилами и серебряной краской, изображают на них ангелочков, снежинки, ёлочки. Митя с упоением рисует, высунув язык, и готов рисовать хоть всю ночь, но Римма уже зевает и хочет спать. Она не желает прогонять Митю и не знает, как ему сказать, чтобы он уходил.
Тут Елена Николаевна приходит дочери на помощь. Она с шумом входит в детскую и выпроваживает кавалера со всей решимостью: «Сударь, уже девять часов, вам пора домой – соизвольте поберечь нервы ваших родителей». Митя краснеет, натягивает на худенькие плечи гимназическую шинель, на уши фуражку, кидает прощальный, томный взгляд на свою возлюбленную и исчезает за дверью. Риммины глаза слезятся, ей теперь уже хочется, чтобы Митя вернулся, но тут звенят колокольчики и к дому подъезжают сани, с которых спрыгивают девочки и мальчики с рождественской звездой на длинном шесте; они запевают колядки прямо под её окном. О Мите забыто. Впоследствии кто-то ей говорил, что этот мальчик бросил гимназию. Она никогда его больше не видела и почти никогда не вспоминала о нём, но сегодня почему-то вспомнила. «Должно быть, он испытывал тогда нечто похожее на то, что я испытываю сейчас», – догадалась Римма.
«Так вот что такое любовь», – думала она о своём теперешнем чувстве. – «Я представляла это себе иначе. Я думала, что это бывает после долгого знакомства, когда человек раскроет себя целиком, проявит характер, обнаружит рассудок и ясный ум, когда выяснится, что жизненные цели и принципы совпадают в мельчайших подробностях. Я думала, что найду себе избранника среди земских учителей или врачей, среди людей, духовно близких мне. Я думала, что на это уходят долгие месяцы, годы. А оказывается, всё гораздо проще – это происходит за считанные мгновения. Я не успела и опомниться, а сердце само решило мою судьбу за меня. Да, теперь всё решено: мы будем вместе всю жизнь – долгую ли, короткую ли – а остальное не важно».