– Бедняги.
Надзукихико протянул руку, чтобы поддержать супругу, но она отказалась:
– Не надо.
Он сел у ее постели.
Хамаю выглядела лучше, чем он ожидал, но все же сильно похудела, да и цвет кожи говорил о нездоровье.
Резкие черты лица, высокий рост, почти как у молодого господина, и нарочито грубоватая речь – даже не скажешь, что благородная девица. Обычно это она подбадривала мужа, оттого сейчас ее уязвимый вид казался лишь трогательнее.
– Тебе можно вставать?
– Да. Извини, что вынудила прийти ко мне.
После ее переезда в Сиондзи они редко виделись, так как супруг был постоянно занят, поэтому последний раз беседовали вот так, с глазу на глаз, довольно давно.
– Не перенапрягайся. Мне бы не хотелось, чтобы тебе стало хуже.
Хамаю радостно улыбнулась, что бывало нечасто:
– Когда ты так говоришь, я понимаю, как мне повезло.
Вдруг улыбка исчезла с ее губ, и она серьезно взглянула на Надзукихико:
– Что при дворе?
– Все как обычно.
Это означало, что проблем, как всегда, множество, но ничего достойного упоминания не случилось. Хамаю поняла, что хотел сказать супруг, и кивнула.
– Кстати, Надзукихико. Когда ты собираешься взять себе наложницу?
Тот моргнул. Но девушка спокойно смотрела на него.
– Лучше бы после восшествия на престол.
– Будешь ждать, пока не покончишь с обезьянами? Но ведь неизвестно, когда это случится.
– Кажется, у штаба готов план. Если пойму, что дело затягивается, тогда еще раз подумаю об этом.
– Думай быстрее и пораньше сообщи мне, что решишь.
Ее настойчивость озадачила Надзукихико. Они уже не в первый раз обсуждали эту тему. Хамаю считала, что наложница нужна, Надзукихико отговаривался: мол, не сейчас – и часто они так и не приходили к единому мнению. Однако такой требовательности в голосе Хамаю он еще не замечал. Молодой господин почти бессознательно сжал руку супруги, пытаясь понять, о чем она думает.
Хамаю горько улыбнулась:
– Прости, Надзукихико. У меня не вышло.
Эти скупые слова объяснили ему, что причиной недомогания стал он сам.
– Был ребенок?
– Да.
Какая жестокая ирония: он узнал о том, что жена понесла, только после того, как она потеряла дитя.
Через некоторое время после зачатия в организме ятагарасу начинает формироваться скорлупа. Тогда тело, готовясь к кладке, естественным образом стремится вернуться в птичий облик, чем сигнализирует о хорошем развитии беременности. Однако в редких случаях скорлупа, которая должна была оберегать новую жизнь, так и не появлялась.
– Я удивлялась, почему ежемесячное недомогание проходит так тяжело, а это оказалось дитя, которое я не смогла выносить… – Хамаю вздохнула и потерла лоб.
Другую руку крепко сжимал Надзукихико.
– Сказался переезд из Окагу?
– Нет, к сожалению, врачи считают, что мой организм просто неспособен на это.
Масухо-но-сусуки волновалась больше своей госпожи, поэтому призвала не только придворного лекаря, но и знаменитую в Тюо повитуху, однако все дали один и тот же ответ: не помогут ни лекарства, ни иглы. Все в один голос утверждали, что в таких случаях в прошлом не было ни одного примера, чтобы женщина позже снесла здоровое яйцо.
Это не болезнь, не травма. Просто тело Хамаю с рождения не обладало способностью уберечь свое дитя.
– Я сама сейчас полностью здорова, разве что обескровлена. Но родить тебе ребенка я не могу. Ты должен взять наложницу.
Видя, как спокойно, без следа скорби рассуждает его супруга, Надзукихико проглотил готовые слететь с языка слова.
– Хорошо. Раз так, то серьезно подумаю над этим.
– Я буду довольна, если ты прислушаешься. Для того и звала тебя, чтобы самой сообщить эту новость, – сказала Хамаю. – А еще я просто рада тебя видеть.
И она искренне улыбнулась.
Они успели поболтать еще о всяких мелочах, пока не пришла Масухо-но-сусуки сообщить о том, что время визита истекло.
– Надзукихико, – позвала она его чуть ослабевшим голосом, когда он уже собрался уходить.
Он обернулся, и Хамаю тихо сказала:
– Прости.
Ее супруг резко покачал головой.
– Тебе совершенно не за что просить прощения. Это ты прости меня, что ничем не смог тебе помочь в такое трудное время. Поправляйся и ни о чем больше не думай.
Хамаю молча кивнула.
Тиха́я выглядел серьезно, но на самом деле всего лишь рассеянно разглядывал Кин-мон.
Когда-то помещение перед воротами производило величавое и торжественное впечатление. Здесь стояли гробы предыдущих Золотых Воронов, и по окаменевшему дереву струилась с тихим журчанием чистая вода.