Есть в повести Ю. В. Жадовской и «родимые пятна» уходящего с литературной авансцены течения: преувеличенная экзальтация высказываний, некоторая дидактическая предустановленность заключения. Но не эти штрихи определяют облик произведения, а высокий накал личного восприятия автором всего описанного. Звучание той струны, которую Н. А. Добролюбов услышал в стихотворном сборнике Ю. В. Жадовской 1858 года. Обращаясь к творчеству Ю. В Жадовской, критик писал, что она «сумела найти поэзию в своей душе, в своем чувстве и передать свои впечатления, мысли и ощущения совершенно просто и спокойно, как вещи очень обыкновенные, но дорогие ей лично»[12].
Незадолго до публикации «Переписки» Ю. В. Жадовской в «Москвитянине» творения русских писательниц пополнились еще одним значительным произведением. Это «Семейство Тальниковых» А. Я. Панаевой — первый крупный труд писателя, выходившего на широкую общественную арену. Приложением к журналу «Современник» Н. А. Некрасов подготовил «Иллюстрированный альманах» на 1848 год. Повесть «Семейство Тальниковых» заняла в нем видное место. Но «Альманах» не получил разрешения цензуры именно из-за нового автора. Председатель цензурного комитета Бутурлин исчертил поля панаевской повести пометками: «неправдоподобно», «безнравственно». Резолюция гласила: «не позволяю за безнравственность и подрыв родительской власти». Некоторые экземпляры «Альманаха» все же разошлись нелегально — рождение нового писателя под псевдонимом Н. Станицкий все-таки состоялось. Одновременно родилось новое направление в женском писательском творчестве. Элементы критического реализма, которые в повестях М. С. Жуковой и Ю. В. Жадовской только начали заявлять о себе, проступали в облике бытовых по преимуществу штрихов и деталей, теперь становились опорой художественного метода.
А. Я. Панаева — убежденная представительница «натуральной школы», и «Семейство Тальниковых» выражает социально-политическую сущность данного направления со всей полнотой. Именно это и вызвало цензурный запрет произведения. Отчетливо обнаруживает себя метод критического реализма в повести «Степная барышня», вошедшей в нашу книгу. Об этом говорит ироничная трактовка образа главного героя, от имени которого ведется повествование, резко обличительный портрет его товарища, помещика Ивана Андреича, сатирическое изображение семейства Щеткиных. Но в этом реалистическом обрамлении таится романтическое ядро. Печать возвышенной духовности несет образ героини, «степной барышни» с нарочито прозаичным именем Феклуша. Ее непосредственность вызывает недоумение главного героя, пересуды соседей, обвинения в непозволительной странности, испорченности. Лицемерие и фальшь этим обществом выдаются за норму, бесчеловечность не встречает осуждения, а искренность, чистота, бескорыстие воспринимаются им как пороки.
Произведение, заключающее книгу, опубликовано в 1859 году, когда революционная ситуация стала ощутимой реальностью. Вспышки крестьянских волнений сотрясали страну, наступил период, о котором В. И. Ленин сказал, что низы не хотели, а верхи не могли жить по-старому[13].
Не могла и не хотела жить по-старому и значительная часть женского населения России. Женский вопрос, открытый для обсуждения в 30-е годы, теперь, накануне 60-х, обрел небывалые в прошлом масштабы. Журналы «Современник», «Отечественные записки», «Русское слово» начали поход за совершенствование женского образования, за ослабление семейного деспотизма, за право женщин на творческий труд. Публицистам приходилось доказывать, казалось бы, очевидное. Так, например, «из всего сказанного следует, что умственные способности принадлежат женщинам так же, как и мужчинам, и если в этом случае допустить разницу, то она состоит скорее в качествах или свойствах способностей, чем в их объеме или обширности»[14].
Нет, капризом, прихотью, случайностью в 50-е годы, в отличие от 30-х, уважающие себя издания уже не объясняли женское творчество. Уже многие десятки женщин начинали работать в журналистике и литературе стенографистками, переводчицами, корректорами, литературными редакторами. И, подобно А. Я. Панаевой, пробовать себя в творчестве.
Дискуссии протекали теперь не только в салонах и журналах, но на сходках, в кружках, университетах и семинариях, в массе разночинских семей.
Из «вопроса» социальная заинтересованность в судьбах женщин стала «движением» — нарастающей борьбой с неравноправным положением половины человечества. Это движение — неотъемлемый и значимый компонент развития революционных ситуаций 60-х, а впоследствии и 80-х годов.