Выбрать главу

Подали варенья и для каждого особенное блюдечко, маленькое и очень красивое, с маленькою чайною ложечкою; разумеется, прежде предводительше; та взяла ложкою, кажется, малины; Вера Яковлевна также, говоря притом, что у Авдотьи Васильевны необыкновенно хорошо варят малину. Зоя отказалась, несмотря на знаки тетушки, которая находила неприличным и странным такой поступок.

-- Зоя Павловна не любит сладкого,-- заметила экс-прокурорша с приятною улыбкою и сильнее обыкновенного потрясая головою.

-- Зоюшка нездорова,-- поспешила сказать в извинение племяннице сметливая Вера Яковлевна.-- Со вчерашнего дня что-то жалуется, и я советовала ей диету.

-- Странное дело! -- сказала экс-прокурорша, обращаясь к предводительше.-- Нынешние молодые люди стали очень слабы, не то что в наше время. Право, я даже и не помню, чтоб бывало нам когда предписывали диету да осторожность. А ныне только и слышишь, что то вредно да другое.

-- Уж очень измодничались, матушка,-- заметила Вера Яковлевна.-- Другое воспитание, все на иностранный манер; а ведь в наше время было попросту. Мы не знали ни корсетов, ни бульонов, ни мазурок; зато и были покрепче.

-- И не только в здоровье...-- сказала предводительша.

-- Ваша правда, Надежда Сергеевна, не в одном здоровье, а в вере, в нравах -- вот в чем люди были покрепче. Теперь и родство, и дружеские связи все меньше уважаются. Живем мы, не думая о завтра; есть отцовское наследство -- мы торопимся в столицу, за границу, как будто бы оно тяготит нас. Давай все мотать. Нет у нас, как бывало прежде, привязанности ни к своему дому, ни к деревне, где жили отцы и деды. Точно как будто бы мы все на час и ни за нами, ни перед нами никого у нас нет.

-- Легкомысленны, легкомысленны стали все, матушка!-- сказала со вздохом Вера Яковлевна.-- Уж чего тут дом или деревня, покоем своим не дорожат; окружают себя наемными людьми. А какой уж покой с наемными?

-- Это бы еще ничего,-- сказала предводительша, ставя блюдечко и утираясь шитым батистовым платком с кружевами.-- Я сама готова была бы окружить себя наемными. Крепостные -- это наши оковы.-- (Вера Яковлевна поставила свое блюдечко на стол. Краска вступила ей в лицо; однако она смолчала.) Предводительша продолжала: -- Я нахожу то дурным, что в самых важнейших поступках наших видно легкомыслие, а особенно в молодых людях. У них совершенно нет ничего святого. Они играют чувствами, спокойствием, счастьем целой жизни, как ребенок своею игрушкою. Я вам расскажу, какой случай был у нас, в нашем семействе. У меня есть племянник... брат того, которого вы знаете. Мы жили в... в Москве. Он приехал к нам, в отпуск, и, разумеется, я представила его во всех домах, где была сама знакома. Он очень недурен собою, ловок, знаете, как человек, который всегда живал в лучшем обществе; ну, хорошей фамилии, в связях и, конечно, с хорошею будущностью. Он был принят как нельзя лучше, а особенно матушками. Невозможно представить себе, что ни выдумывали они, чтоб заманить такого женишка. Просто на руках его носили. У нас были одни знакомые, у которых в доме было всегда множество молодых девиц. Племянник мой часто бывал там и, разумеется, как молодой человек, находил там удовольствие.

-- Конечно, с молодыми девицами, очень натурально,-- заметила экс-прокурорша, покачав головою.

-- Ничего не может быть натуральнее. Между этими девицами была одна прехорошенькая небогатая девушка и сирота. Мы все знали, что она уже помолвлена. Вот один раз повесе-племяннику моему вздумалось побиться об заклад с приятелями, что он влюбит в себя эту девочку.

-- Возможно ли это?

-- Посудите. И что ж вы думаете? Ведь он успел!

-- Очень верю. Эти молодые головы, как рыбка на удочку.

-- Да странно-то то, что девочка в самом деле была страстно влюблена в своего жениха.

-- Что ж тут странного? Помилуйте? Вечная любовь в одних романах. Одни эти дурочки думают, что уж если им кто понравился, то это и ах, и увы, и навек... А все это вздор.

-- Да такой вздор, что не прошло и двух недель, как она точно так же была страстна к моему племяннику. Право, даже жалко было ее видеть.

-- А ему смешно, я думаю?

-- Нет; знаете, девочка была точно хорошенькая. Сперва, быть может, он и притворялся влюбленным, а после, право, кажется, влюбился от души. По крайней мере, мы все смеялись над ним.

-- Ну да, влюбился; это может быть; только такая любовь никому не делает чести. Влюбился, как влюбляются в каждый фартучек, (Здесь качанье головы сделалось очень сильно.)

-- Разумеется, не больше; только девочка приняла это иначе.

-- Глупенькая! Глупенькая!

-- Посудите сами. Ни воспитание, ни состояние, ничто здесь не соответствовало. Да, я думаю что и сам племянник мой не мог почитать этого серьезным. Он очень знал, чем был обязан и свету и себе; знал, что всегда мог иметь одну из лучших невест: как же было ему жениться на неизвестной девочке? Этого и быть никогда не могло. Но вот была беда. У племянника моего прекраснейшее, предобрейшее сердце. Представьте же себе его положение, когда он узнал, что девочка влюблена в него, не на шутку и из его проказ отказала хорошему жениху, который, верно, составил бы ее счастье.