Мы тихо сидели, прижавшись, и думали каждый о своем. Тут вдруг у Альки почему-то сделалось трудное лицо, почти такое бывает у дяди Платоши, когда он по субботам вдруг обнаруживает, что вошел не в свою калитку, а в нашу. Она дернулась, проткнув головой потолок шалаша, выскочила наружу, стала крутиться, как щенок, и ловить себя сзади за шиворот. Как выяснилось, увлекшись слежкой за развитием событий в кралиной личной жизни, Алька забыла про обмылок, который между делом пристроился где-то в районе нижнего отдела ее спины. Альке пришлось вспомнить про него, когда за шиворот попала вода и намылила ей холку. Так что можно сказать, Алька своего добилась – зоологические чудо случилось. Наша вертихвостка помылась.
Тетка Смородишна
День не задался с самого утра, потому что бабушка, настроенная воинственно, сразу же после завтрака погнала нас собирать ноготки.
- Зимой скажете мне спасибо, – приговаривала она.- Будет, чем горло лечить.
А я подумал, что ни за какие деньги не соглашусь носить на шее бусы из этих дурацких оранжевых цветочков, даже под одеждой.
- Раз это коготки, - заявила Алька, - то лично я буду делать маникюр.
Она хихикала как дурочка, когда слюнявила лепестки и насаживала их себе на грязные ногти. Пытка клятым гербарием продолжалась аж до самого обеда. Но дальше вообще пошло хуже некуда, потому что бабушка, войдя в раж и бормоча, что она приучит-таки нас к труду, поймала нас, когда мы с Алькой, уже готовые, в трусах, выдвигались в сторону озера, и придала ускорение совсем в другом направлении – к кустам у забора – доить смородину. А сама пошла за молоком.
Я наивно полагал, что в списке моих самых нелюбимых занятий сбор садовой ягоды занимает второе место после стирки носков, которая в качестве компенсации обычно прилагается к полученным знаниям о размере и глубины дворовой лужи, и мытья посуды, дышащей в затылок весьма неоднозначному процессу поедания манной каши на завтрак. Но вскоре я уже был готов не просто выдвинуть дойку смородины на первое место, а выдать ей какой-нибудь специальный приз. Ягоды то лопались, то падали на землю, и надо было ползать и искать их под кустом. Алька не выдержала первой и стала швыряться противными, черными пульками, брызжущими соком. Она метила прямо в лоб, и я уже собрался было одеть ей на голову все ведро вместе с тем, что успели насобирать мои нежные детские пальчики, усиленно сопротивляющиеся производимому над ними насилию, но ей здорово повезло, потому что как раз в этот самый момент на сцене появился Снежок, и это был не просто Снежок, а Снежок, держащий в зубах дохлую мышь.
Мы с Алькой, как владельцы кота, который отродясь не был замечен в отлове хоть чего-нибудь, кроме мяса в собственной тарелке, встретили его появление дружными одобрительными криками. Соседский кот удостоил нас долгим непонимающим взглядом, свидетельствующим о том, что в данный момент он больше всего опасается, не намерены ли мы с Алькой отнять у него добычу и насладиться ею в холодке под вишней. Под наши восторженные вопли Снежок от греха подальше утрусил под крыжовник, который никто не доил, а мы продолжали маяться дурью, изнемогая от жары и выискивая повод, чтобы смыться на озеро.
Видимо, эта самая жара нас и доконала - вскоре мы совсем плюнули на опостылевшую ягоду и стали делать всякую ерунду. Алька распевала песню, где красной нитью проходила мысль о том, что я черный смородиновый червяк. Я послушал-послушал, да и вывалил-таки все ведро целиком, вместе с ветками и листьями Альке на голову. Во-первых, за то, что она такая вредная и обидно обзывается, но главное, за то, что научилась целиться в лоб и довольно чувствительно. Черная смородина повисла у Альки на ушах живописными гроздьями, и это было здорово.
Однако Альку это почему-то не сильно порадовало. Лицо у нее вытянулось и побледнело. При этом она стала тыкать пальцем мне за спину и что-то лопотать. Точно также, как дядя Платоша по субботам, когда его рассказ о богатой событиями жизни подходит к концу. По таким признакам я определил, что за моей спиной в этот момент творится что-то необычное, что-то, что выбило впечатлительную Альку из ее душевной колеи, которая и без того была похожа на раздолбанное шоссе, где много дней под проливным дождем шла танковая колонна, и осторожно повернулся.
Огромная черная туча с пугающей скоростью неслась по небу прямо на нас и в один миг накрыла небо над головами, превратив огород в мрачное пространство, населенное угрожающе шевелящимися тенями. Алька приготовилась завизжать, потому что и вправду было такое ощущение, что туча вот-вот рухнет прямо на наши непутевые головы, но тут порыв сильного ветра захлопнул ей рот, набился за щеки, и она подавилась воздухом. И вдобавок ко всему сверху посыпался настоящий ледяной град. Мы бросились, было, в дом, но тут выяснилось, что наши пятые точки не намерены расставаться с маленькой деревянной скамеечкой в моем случае и раскладным парусиновым стульчиком в случае с Алькой. То есть мы оказались приклеенными к ним, и ветер швырнул нас обоих кверху ногами обратно под смородину, где та в отместку за то, что мы так небрежно ее доили, с упоением стала хлестать нас по лицу, стараясь использовать для этого ветки потоньше и листья пошире. Мы отбивались из последних, оставшихся от сбора смородины сил. Но не могли не заметить, что град сыплется с неба не куда-нибудь, а исключительно в наши ведра.