Когда метеорологический беспредел закончился, небо постепенно стало приходить в себя и соизволило принять цвет, более-менее приближенный к нормальному. Мы с Алькой, отлепившись от ненавистной низкорослой мебели, на полусогнутых подобрались к своим ведрам, и обнаружили, что все они доверху набиты нехилыми градинами. Дрожащими руками мы втихаря вывалили их дяде Платоше за забор, где у него все равно росло непонятно что. И стали молча, не глядя друг на друга, метать в ведра смородину с такой скоростью, с какой я обычно предаюсь только одному занятию – поеданию пельменей под бдительным присмотром взрослых в тот момент, когда под окнами томится пара-тройка моих переминающихся с ноги на ногу приятелей.
Бабушка вернулась с банкой молока и поджатыми губами.
- Кашу будете есть без всего, - сообщила она с порога. - И варенья вам не видать как собственных, неизвестно с какого времени, немытых ушей.
Когда мы попытались изобразить робкое удивление в моем случае и отчаянное возмущение в случае с Алькой, бабушка пребольно щелкнула каждого по носу.
- Когда тетка Смородишна хочет кого-то проучить, то вокруг начинает твориться неизвестно что, - заявила она.
И с мрачным удовлетворением добавила, что эта самая тетка Смородишна жутко злопамятная. При этом бабушка метнула красноречивый взгляд в сторону ведер, и мы с Алькой дружно застонали – вместо лихорадочно собранной смородины на дне корчились одни только черные червяки.
Табуретка
На ней, на этой табуретке по вечерам, когда все дела переделаны, бабушка любит устроиться поудобнее и смотреть, как садится солнце. На ней же она обычно по субботам слушает рассказы дяди Платоши о его богатой событиями жизни. Вся она старая, страшная и облезлая – я имею в виду, конечно же, табуретку, а не бабушку. Потому что по поводу нашей бабушки каждый может сказать, что та гоняется за нами по огороду с полысевшим от трудов веником, развивая скорость, какой может позавидовать кидающийся на добычу коршун в расцвете сил. Следует добавить, что взрослые в нашей семье вообще с большим недоверием относятся ко всякого рода детскому творчеству и готовы загубить на корню любую инициативу, кроме инициативы в шесть утра встать, умыться, почистить зубы, сделать зарядку и пойти обрывать у клубники ее дурацкие усы.
Так вот мы с Алькой обычно используем эту доисторическую штуковину, я имею в виду, конечно же, табуретку, а не бабушку, когда за баней проводим лягушачьи скачки. Еще мы практикуем гусеничные бега и жучиные бои, но лягушачьи скачки – зрелище самое захватывающее. Мы кладем табуретку плашмя, сажаем лягушек на ножку, и ждем, когда они начнут демонстрировать, на что способны, то есть прыгать, и чем дальше, тем лучше. Я всегда подхожу к участию в соревнованиях ответственно, и мои претендентки перед состязаниями усиленно тренируются, хотя до лечебного массажа конечностей дело пока что не дошло. Алька, наоборот, относится к делу спустя рукава, за пять минут до старта хватает в болоте первых попавшихся под руку особей и гонит их на плацдарм. В такой ситуации меня всегда бесит только одно - в трех случаях из пяти этот ее свежеотловленный олимпийский резерв приходит первым.
В тот день мы как обычно проводили упражнения среди представителей земноводных на свежем воздухе, то есть за баней, где нас не было видно. На этот раз моя система усиленных тренировок принесла плоды. Раз за разом побеждали мои вышколенные болотные красавицы. В один прекрасный момент Алька почувствовала, что дела ее плохи, и так как играли мы на обеденные шоколадные пряники, поджала губы и стала выделываться. Ее, видите ли, вдруг перестала устраивать поверхность табуретной ножки.