И мы с ней оглядели то, что еще в июне было рекой. На том месте, где мы сейчас стояли, тогда я топил истошно орущую Альку, и мои ноги не доставали до дна, не говоря уже об ее. Даже когда я нырял, чтобы спасти утонувшую Альку, я тоже не доставал до дна. Река стала совсем маленькой. Бухтышка. Много она понимает. Глупая еще.
Елка
- Закурим? – задорно поинтересовалась Алька и, свернув лист малины в трубочку, отставила коленку и локоть, как какая-нибудь телка из телека. Я сорвал крапиву и погнал ее вдоль забора, потому что про курение везде написано, что оно вредит вашему здоровью, а про крапиву нигде. Я загнал Альку к болоту и оставил ее там, чтобы в обстановке уединения и покоя, которую обычно дарит дикая природа, она обзавелась мозгами, а сам пошел встречать дядю Платошу, который почему-то шел в нашу сторону с большой ржавой пилой, хотя сегодня была не суббота.
Не успел я открыть рот, чтобы поинтересоваться, не собирается ли дядя Платоша спилить забор между нашим огородом и его, так как тот по субботам обычно мешал ему двигаться плавно и не всегда по прямой, как прибежала Алька с красными ушами и сообщила, что листья на калине возле болота все с обратной стороны меченые, и что на них нарисовано неизвестно что. Я понял, что несчастная впечатлилась парой следов, прогрызенных гусеницей, но мне некогда было ее урезонивать, потому что дядя Платоша объявил, что он идет рубить елку.
Мы с Алькой чуть не сели прямо на дороге. Елка эта была старая-престарая и огромная-преогромная – мы вдвоем еле-еле могли ее обхватить, когда привязывали гамак, чтобы играть в паука и муху. К тому же она приносила пользу – там я брал смолу, чтобы залеплять Альке ее дурацкие космы. Бабушка говорила, что елку эту совсем маленькой из лесу притащили наши родители и посадили посреди огорода.
- Потом удивляются еще, в кого дети такие! – любила повторять бабушка, мучаясь с прошлогодними иголками, которые не слушались ни веника, ни граблей.
Елка разрослась, и ее громадные ветки давали густую тень, под которой ничего не росло, кроме ландышей, которые тоже расползались по всему огороду. Еще под ней любили сидеть лягушки, да мы с Алькой, когда нечего было делать.
- Посажу фасоль! – заранее ликовала бабушка. – Патиссон. Красную капусту. И дров будет на следующее лето.
И она досадливо стряхнула нас с Алькой со своих рук, где мы висели и канючили. Будто два перезревших яблока шлепнулись вниз с могучих, узловатых веток.
- Закуси я осой! – уважительно высказался дядя Платоша, обходя кругом могучий ствол и игриво помахивая ржавой пилой.
Елка не удостоила его вниманием, она стояла, как обычно, подпирая небо макушкой, и тихонько шевелила кончиками веток, будто мохнатыми пальцами играла на невидимом пианино. Я представил, как вся эта великолепная махина сейчас рухнет прямо поперек огорода, и какая прорва будет назавтра смолы, но обнаружил, что меня это совсем не радует.
Дядя Платоша и бабушка пристроились к проклятой пиле с разных сторон, несмотря на наши с Алькой обещания с завтрашнего дня без вещей уйти из дому, навсегда утопиться и заморить себя голодом насмерть. Но едва ржавые зубья коснулись коры, как случилось странное. Стало так тихо, что у меня заложило уши. Мы с Алькой не посмели даже переглянуться. Потом послышался едва уловимый гул – низкий и густой, как смола. Ель развела в стороны свои гигантские, мохнатые руки и, самую чуточку помедлив, хлопнула в ладоши. Поднялся ветер, и дядя Платоша, и бабушка, и мы с Алькой отлетели, куда попало. А пила сломалась.
- Закуси я осой! - резюмировал ситуацию дядя Платоша, яростно выплевывая прошлогоднюю хвою.
- Разве она виновата, что ее из лесу унесли? – торжествующе ввернула Алька и, гордо задрав подбородок, вылезла из морковки.
Я же искренне радовался, что завтра нам не надо будет без вещей уходить из дому, навсегда топиться и морить себя голодом насмерть. Бабушка, кряхтя, пыталась выбраться из груды наваленных возле крыльца корыт и ведер.
- Выросла бы она в лесу такая, как же. А чтоб тебя! – она погрозила елке кулаком, и та доброжелательно пошевелила своими мохнатыми пальцами в ответ.
- Чего стоите? – сорвала на нас злость бабушка, гремя кастрюлями, - живо за ограду, дрова собирать.
Мы брызнули прочь, довольные, что нам и дальше будет к чему привязывать гамак, чтобы играть в паука и муху. И что как раньше нам вместе с лягушками будет где сидеть, когда нечего будет делать.
Дядя Платоша, нечленораздельно ворча, подобрал остатки пилы и нетвердой поступью побрел, мотая головой, восвояси, а бабушка взяла грабли и веник, и стала сгребать повсюду разлетевшуюся старую хвою. Близко к елке она старалась не походить.