Наконец, разрываемой противоречиями Альке надоело пялиться на дерево, она развернулась, поджала губы, прямо как бабушка, и сквозь зубы процедила:
- Нет. Ондатра бы не стала.
И быстро спрыгнула на землю. Приземлилась она передней частью своего бестолкового тела в крапиву, а задней - на гору шишек, коротавших дни под сосной. Я стал гадать, какой из половин повезло больше, но так и не пришел к какому-либо выводу. И потом еще долго сидел на дереве, глядя на небо, где тучи играли в догоняшки.
Тогда я подумал, что устроен намного проще, чем Алька. Мне нравится все, как есть в мире, и меня не тянет, например, притащить из леса мох и воткнуть его в цветочный горшок, чтобы посмотреть, вырастет он там или, наоборот, загнется. Обычно из того, что я вижу, мне мало что хочется изменить. Я остался очень доволен своими выводами, доел остатки хлеба с сыром и отправился в поле ловить ящериц, так как давно собирался посмотреть, можно ли будет устраивать с ними что-нибудь вроде гонок на время.
Водяные очки
Мы уселись вдвоем на наш старенький велосипед, у которого правая педаль прокручивалась, как ее ни ремонтируй, и покатили по полям по тропинке вдоль реки. Алька, судя по ее довольному кряхтению, неплохо устроилась на багажнике, вцепившись в мои бока, и горланила песню, которую сама же и сочиняла на ходу. Стрекотали кузнечики, белая кашка пахла так, что захватывало дух, и мне тоже захотелось запеть, но я не знал, как начать. И поэтому стал потихоньку насвистывать.
С тех пор, как мы в последний раз ездили к речке, трава успела вырасти такой высокой, что запросто могла бы проглотить нас с Алькой, как какой-нибудь зеленый, многоголовый монстр. Именно об этом я и свистел. В отличие от глупой Альки, которая собирала всякую ерунду про солнышко, птичек и голубые небесные дали.
По обеим сторонам от тропинки росли осины. Они шелестели листьями, кокетливо поворачивая их то той, то другой стороной, и показывая тем самым, какие они раскрасавицы. Только одна из них вела себя тихо и скромно, а все потому, что его ствол с правой стороны был обгорелым.
- Это молния! – заорала Алька и на ходу спрыгнула с багажника. – В него попала!
Ей, естественно, не терпелось наложить на место трагедии свою руку естествоиспытателя. Перецарапав все до одной ноги, мы продрались сквозь заросли травы, прислонили велосипед, возмущенно перебирающий педалями, к обгорелому древесному боку и уселись в теньке под осиной. Бабушка дала нам с собой яблоки, помидоры и черный хлеб, и мы принялись это добро уминать за все имеющиеся у нас четыре щеки. Но тут к неописуемой алькиной радости выяснилось, что с той стороны, где дерево не было обгорелым, в дупле прямо над нашими головами живут громадные лесные осы, которые отнеслись к нашему появлению со сдержанным недовольством. Касалось это в основном Альки, которая, следуя своему инстинкту юного натуралиста, решила проверить, едят ли дикие осы помидоры.
- И если да, то как – с солью или без?
Пока она это выясняла, я лег на спину и стал смотреть, как по небу передвигаются тучные белые стада. Я выискивал облака, которые были бы на что-нибудь похожи. Но как назло, все они казались какими-то бесформенными гибридами. Надо мной, один за другим, проплыли: утюг-кенгуру с распахнутой пастью, тачка со слабо выраженными признаками мелкого лесного грызуна с пушистым хвостом и колесом-восьмеркой, недоделанный кактус-бабочка, а за ним табуретка с заячьими ушами. Спустя какое-то время кенгуру захлопнул рот и сожрал не в меру распространившийся белкин хвост, а на голове у кактуса выросли рога.
Когда Алька закричала, я подумал, что наконец-то какому-нибудь представителю фауны, над которыми она с самого начала лета измывалась, как могла, удалось отомстить за предыдущие попытки своих менее удачливых собратьев. Но как выяснилось, кричала она вовсе не из-за того, что ее догнала оса - осы оказались и вправду падкими на помидоры.
- Я нашла озеро! – орала Алька, да так, что ее наверняка слышали все до единого кроты в радиусе по меньшей мере пяти километров.