Кассандра обернулась.
— Виделись однажды, года два назад, когда я в пещерах потерялась. Он меня из того горного лабиринта и спас, этот старичок. Или похожий на него. Только мне никто не верил, а вот вы точно поверите.
— Поверю, — кивнул Холмогоров. — Их немало на самом деле, — заметил он. — Как и вот этих. — Он сделал пять размеренных шагов вдоль стены, куда гостья пока еще не успела дойти, и указал пальцем на полотно: — Ну-ка, а как их зовут, знаете?
Кассандра мигом оказалась у другой картины.
— Знаю, — зачарованно кивнула она. — Их зовут злобари.
В пещере, во время дождя и молний снаружи, можно было различить три черные тени — у каждой тихо горели кровавым раскосые глаза.
— И как вы узнали?
— От глядача, конечно. Он их так назвал.
Остановив взгляд на лице Кассандры и ее огненных волосах, Холмогоров покачал головой:
— Да вы очень знающая девушка, как я погляжу.
— Благодарю — стараюсь.
— Я серьезно — не каждому удается заглянуть в ту щелку. Вам позволили. А вот эту картину вы пока еще не видели, как я понимаю. А то бы я услышал реплику, и еще какую. — Прихрамывая, он прошел по сумрачному коридору и оказался у другого полотна. — Я прав?
Кассандра и Крымов послушно устремились за ним. На полотне, в такую же разгулявшуюся над Волгой непогоду, среди черных туч и молний, бешеных пенных валов внизу, на высоком утесе стоял серой тенью человек в старинном наряде — кафтане с расклешенными фалдами, у пояса висела в ножнах шпага, а длинные седые волосы так и развевались по ветру. Старик словно бросал вызов стихии, самой природе.
— Круть, — восторженно прошептала Кассандра. — Барон Людвиг фон Шварц…
— Вы здесь из-за него, верно? — спросил Холмогоров. — Из-за призрака барона? А я для вас — ключик к этой тайне? Сознавайтесь, гости дорогие!
Последняя фраза прозвучала почти как ультиматум. Они молчали.
— Только это не призрак барона, — кивнув на картину, пояснил Холмогоров. — Это сам барон на Царском утесе взывает к силам зла и просит помощи. С призраками таких метаморфоз не происходит.
И впрямь барон был живой. Его одежду взбаламутил ветер, волосы спутали и трепали штормовые порывы. Да и глаза под седыми бровями смотрели очень живо на взбешенную бурей реку.
— Вот призрак барона, — указал Холмогоров на другую картину, спрятавшуюся в нише.
На этом полотне стоял тот же персонаж, только от него исходило бледное изумрудное свечение, будто его одежды и сам он оказались пропитаны фосфором. Глаза были мертвыми и белыми, как у залежавшегося в воде утопленника. У его сапог стоял такой же бледно-зеленый фонарь. Но этому существу было нужно иное — не кабала с горами злата, дворцами и наложницами, а свобода. Но какую свободу могла получить тень? И от кого?
— Вы же сами видели его, не так ли? — спросила Кассандра. — Вот таким зыбким — с фонарем у сапога? Иначе и быть не могло. Семен Александрович?
Холмогоров усмехнулся и с прищуром уставился на Крымова.
— Вы так подозрительно на меня смотрите, — заметил детектив.
— Она, возможно, и художник, но вы — навряд ли, — сказал старик. — Кто вы?
— Я ее учитель… портретист… я…
Крымов взглянул на Кассандру, умоляя о помощи, но девушка лишь поморщилась. Видимо, звучало неважно!
— Принесите ваш этюдник, — приказал старик.
— Зачем?
— Вы мой гость — выполняйте.
Крымов принес из прихожей этюдник:
— Извольте.
— Это вы извольте — раскройте его.
Детектив не сразу открыл загадочный ящик художника. Пришлось приложить смекалку. Холмогоров усмехнулся:
— Да им не пользовались уже полгода, а то и год. И половины красок нет, и палитру запустили. Мертвый этюдник. Не удивлюсь, если вы и бинокли с собой прихватили, чтобы получше рассмотреть вершину Царского утеса. Кто вы, спрашиваю еще раз? Будете врать — выгоню.
— Я детектив, — вздохнул гость. — Андрей Петрович Крымов. А наврали мы вам только из боязни, что прогоните. Про вас только и говорят: строгий, мол, страшный в гневе. Вот и все наши тайны.
— Он правду говорит, этот ваш липовый наставник? — спросил у девушки хозяин дома.
— Абсолютно. Можно, я тоже скажу правду? — жалобно попросила Кассандра.
— Говорите, — согласился хозяин дома.
— Я училась на художника, но работаю журналистом. Занимаюсь тайнами, в том числе Девьих гор, только мне никто не верит. Смеются надо мной, как и над вами смеялись. А самая интересная для меня тема — барон Людвиг фон Шварц и его домашний живописец — Наум Евграфович Щукин.