Он отдал ему деньги и, обняв, стал целовать.
Увидев столько денег, сколько им и не снилось, они пообещали отдать за него Хлою и заверили, что добьются согласия Ламона. Напа с Дафнисом продолжала работать, быков подгоняла и волочильной доской выбивала зерно из колосьев, Дриас же, спрятав кошель туда же, где у него хранились знаки Хлои, пошёл к Ламону с Мирталой, чтобы у них небывалое дело - сватать жениха. Он застал их за тем, что они мерили ячмень, только что перед тем провеяв. Ими владело уныние, так как зерна было едва ли не меньше, чем - до посева. Дриас стал их утешать, - на это, мол, жалобы слышны повсюду, - а затем стал их просить дать Дафниса в мужья Хлое, сказав, что хоть и много ему предлагают другие, но с Ламона и Мирталы он ничего не возьмёт. Даже больше того, он даст им кое-что в придачу. Дафнис и Хлоя - молоды, сказал он, выросли вместе, вместе стада пасли и такой связаны дружбой, какую не легко разорвать. Да и возраст у них такой, что пора им и спать уже вместе. Вот что он сказал, да и прочего ещё много всякого. Ведь наградой за то, чтобы он убедил их, он получил три тысячи драхм. Нельзя тут было Ламону сослаться ни на свою бедность, - ведь те перед ним не кичились богатством, - ни на молодость Дафниса, - он был уже крепким юношей. Сказать же причину, что Дафнис, по его мнению, стоит лучшей невесты, он не хотел. И вот, помолчав, он ответил: "Вы поступили правильно, своих соседей предпочтя чужим людям и богатства не ставя выше честной бедности. Пусть за это Пан и нимфы будут к вам благосклонны! Я спешу устроить эту свадьбу. Ведь я был бы лишён рассудка, если бы я, уже старик, которому нужны в работе лишние руки, не счёл бы себе за благо в дружбу вступить с вашим домом. Да и кто не пожелает Хлою? Красивая девушка, в расцвете, всем она - хороша. Но ведь я - раб, и ни над чем не хозяин. Нужно, чтобы мой господин узнал об этом и дал своё согласие. Давай же отложим этот брак до осени. Были у нас из города люди и сказали, что к этому сроку хозяин собирается к нам прибыть. Тогда они станут муж и жена. Теперь же пусть они любят друг друга, как брат и сестра. Только вот что узнай, Дриас: ты добиваешься юноши, родом намного выше нас с тобой".
Он расцеловал Дриаса и предложил ему выпить, так как был полдень. Затем пошёл его провожать, оказав ему знаки почтения и дружбы.
Дриас не пропустил мимо ушей последних слов Ламона и, домой идя, думал: "Кто же такой - Дафнис? Его воспитала коза: значит, о нём пекутся боги. Он - красив, не похож на Ламона, курносого, старого, и на его лысую бабу. У него оказалось сразу три тысячи драхм, а ведь столько и диких груш пастух не найдёт у себя. Не покинули ли и его родители так же, как Хлою? Не нашёл ли Ламон и его так же, как я нашёл Хлою? Не было ли с ним знаков, подобных тем, что найдены были и мной? О, если б так было, владыка Пан и нимфы! Может, он, отыскав своих родных, откроет и тайну Хлои".
Так он думал, заносясь высоко в мечтах, пока не дошёл до гумна. Придя же туда и видя, что Дафнис весь в ожидании того, что услышать ему предстоит, ободрил его, назвав своим зятем, обещал, что свадьбу сыграют осенью. Он протянул ему правую руку в знак того, что Хлоя ничьей не будет женой, кроме Дафниса.
Дафнис помчался к Хлое, ни пив, ни ев, быстрее, чем летят мысли. Он застал её за работой: она доила овец и делала сыр. Он сообщил ей известие о свадьбе и после, уже не скрываясь, целовал её, как жену, и делил с ней труды: он доил в подойники молоко, сыры заквашивал в плетёнках, под маток подкладывал и ягнят и козлят. Устроив всё, они умылись и, утолив голод и жажду, пошли искать созревших плодов. Было много всего: эта пора года - изобильна. Много было груш и в лесу и в садах, много и яблок. Одни уже на землю упали, другие держались на ветках - опавшие более душисты, а те, которые висели на ветках, более цветисты. Эти пахли вином, а те сверкали золотом. На одной из яблонь все яблоки были уже собраны. Она стояла без плодов и без листьев, все ветви были голыми. Но на её вершине осталось одно яблоко, большое, прекрасное, оно затмевало своим чудным цветом другие. Кто плоды собирал, побоялся высоко взобраться и не потрудился снять его. А может, это чудное яблоко уцелело для влюблённого пастуха.
Лишь только это яблоко Дафнис увидел, как решил сорвать его с вершины, не слушая Хлои. И так как он не послушался её, она, рассердившись, пошла к стаду. Дафнис же влез на дерево, сорвал яблоко и подарил его Хлое. Она всё ещё сердилась, и он обратился к ней:
"Милая девушка! Это яблоко родили Горы, и его воспитала яблоня, зрелым сделало Солнце, и Судьба сохранила его для меня. Ведь я - не лишён глаз, и я не мог покинуть его, чтобы оно упало на землю, чтобы стадо, пасясь, затоптало его, чтобы змея своим ядом напитала его или чтобы со временем ссохлось оно, теперь такое прекрасное и завидное. Ведь яблоко было дано Афродите в награду за красоту. И тебе я дарю яблоко в знак твоей победы. Ваши судьи - похожи: тот пас овец, а я пасу коз".
Он положил ей яблоко в складки платья на грудь. Когда он к ней наклонился, она его так целовала, что Дафнис ничуть не жалел, что решился залезть так высоко: он получил поцелуй, что был дороже и золотого яблока.
ГЛАВА ЧЕТВЁ РТАЯ
Из Митилены пришёл раб, принадлежавший тому же хозяину, что и Ламон, и сообщил, что незадолго до сбора винограда хозяин хочет приехать сюда посмотреть, не нанёс ли его полям какого вреда набег метимнейцев. Уже кончалось лето, и приближалась осень, и Ламон готовил своему господину такой приём, чтобы его душа радовалась. Он очищал ручьи, чтобы вода была чистая, вывез навоз со двора, чтобы запах не раздражал хозяина, а за садом ухаживал, чтобы он был прекрасен на вид.
И верно, сад был прекрасен у него и похож - на царский. Он растянулся на стадий, лежал на высоком месте, а шириной был плетра в четыре. Его можно сравнить с лугом. В нём были яблони, мирты, груши, гранаты, фиги, маслины, лозы вились по грушам и яблоням, и зрелые грозди чернели, будто соревнуясь с плодами. Были там и кипарисы и лавры, платаны и сосны, на них вился плющ.
Большие пучки его ягод своим тёмным цветом были похожи на грозди винограда. Плодовые деревья росли в середине сада. А вокруг них стояли деревья, не дающие плодов. Всё это место было обнесено терновой изгородью. Всё было разделено и размерено в точном порядке, и ствол от ствола был на равном расстоянии, а наверху ветви сходились друг с другом, переплетаясь листвой. И то, что сделала природа, казалось, создано было искусством. Здесь были и грядки цветов. Одни цветы рождены землёй, другие - творение искусства, розы, лилии и гиацинты - дело рук человека, а первоцветы, фиалки, нарциссы растила Земля. Летом была здесь тень, весной - цветы, осенью - плоды, и в каждую пору года всё полнилось негой.
Отсюда была видна равнина, и можно было разглядеть пастухов, пасущих стада, были видны и море и мореходы, плывущие мимо. И это тоже придавало саду немало прелести. А в его середине, где его длина и ширина разделялись пополам, был храм Диониса и алтарь, посвящённый ему. Алтарь обвивал плющ, а лозы - храм. Внутри же храма была изображена жизнь бога: рождающая Семела, засыпающая Ариадна, Ликург, закованный в цепи, Пенфей, растерзанный на клочья. Были тут и побеждённые индийцы, и тирренцы, превращённые в рыб. И везде - сатиры, топчущие точила, везде - пляшущие вакханки. И Пан тут сидел на скале, играя на свирели.
Таков был сад, за которым Ламон ухаживал. Он подрезал сухие ветки, лозы поднимал, мрамор Диониса украшал венками, воду ручья провёл на грядки с цветами. Был тут ключ - его отыскал Дафнис, - чтобы цветы орошать. Хоть этот ключ служил цветам, но все его называли "Ключ Дафниса". Ламон советовал Дафнису, чтобы он как можно жирнее своих коз откормил: ведь хозяин захочет посмотреть стадо. Давно он уже здесь не бывал.