"Некогда эта свирель была не свирелью, орудием песни, а девой с нежным голосом. Она пасла коз, играла с нимфами и пела, как ныне поёт. Раз, когда она пасла стадо, играла и пела, Пан, явившись перед ней, стал её соблазнять, склоняя к тому, чего он хотел, и обещал ей за это, что все её козы будут рожать по паре козлят зараз. Она же смеялась над его страстью, говоря, что она не хочет возлюбленным брать того, кто - ни козёл, ни человек.
Пан бросился в погоню за ней, чтобы, поймав, овладеть ей силой. Сиринга же бегством спасалась от Пана и от его насилья. Но, убегая, устала и спряталась среди тростников и исчезла в болоте. Пан срезал в гневе тростники, девы же не нашёл, беду, что случилась с ней, понял и эту свирель изобрёл, воском слепив неравные тростинки, - подобно тому как неравной была их любовь. И бывшая прежде девой стала свирелью".
Только кончил рассказ Ламон и Филет его похвалил, сказав, что он рассказал сказку, которая - слаще, чем песня, как прибежал Титир и принёс отцу свирель, большую, с длинными тростинками, с воском на скрепах и в медном убранстве. Можно было подумать, что это была та свирель, которую создал Пан. Поднявшись с ложа и сев на сиденье, Филет сначала проверил все тростинки, хорошо ли по ним воздух проходит. А потом, убедившись, что нет для дыхания задержки, начал дуть в свирель полной грудью. И казалось, будто слышишь разом поющих несколько флейт: так играла свирель. Понемногу силу снижая, он перешёл к напевам понежнее. Он показал, как следует пасти стадо под разный напев: как надо играть для стада коров, какие напевы подходят для коз, а под какие овцы пасутся. Нежно играл для овец, громко для стада коров, резко для коз.
Так одна свирель подражала разным свирелям.
Все, наслаждаясь, лежали в молчанье. Тогда встал Дриас, попросил сыграть напев Диониса и стал перед ними плясать пляску виноградарей. И он показал, как грозди срезают, как корзины несут, как сок из гроздей выжимают, как по бочкам его разливают, как, наконец, молодое вино пьют. И всё так пляской Дриас изобразил, что казалось, перед глазами всё это было - лозы, точило и бочки и будто вправду пил Дриас.
Этот третий старик, заслужив похвалу за свою пляску, поцеловал Дафниса с Хлоей. Вскочив, они пляской изобразили всю сказку Ламона. Дафнис представлял Пана роль, Сиринги - Хлоя. Он умолял её, соблазнял, она же смеялась, отвергая его. Он гнался за ней и бежал на кончиках пальцев, - как Пан на копытах. Она же, казалось, от бега уже утомилась. Затем Хлоя сорвалась в лесу, будто в болоте. Дафнис же, взяв свирель Филета, заиграл плачевную песню, словно влюблённый, страстную, словно хотел убедить её, призывную, словно искал он её. И Филет, в восхищении, на ноги поднявшись, стал его целовать и, целуя, ему подарил эту свирель, пожелав, чтобы и Дафнис оставил её преемнику, столь же достойному.
Тогда Дафнис принёс в дар Пану свою свирель. И, поцеловав Хлою, будто он нашёл её после бегства, погнал стадо, играя на новой свирели, - ведь уже надвигалась ночь. Погнала и Хлоя своих овец, собирая их напевом свирели. И козы бежали рядом с овцами, и Дафнис шёл близко от Хлои. И до ночи они наслаждались друг другом, решив с рассветом пораньше выгнать стада. Как сказали они, так и сделали. Только лишь день забрезжил, они пришли на пастбище и тут обратились с приветом - сначала к нимфам, за ними и к Пану, потом же, под дубом усевшись, стали играть на свирели, потом - целовать, обнимать друг друга. Обнявшись, легли, но, ничего не достигнув, поднялись. Захотели поесть и они пили вино, смешав его с молоком.
Разгорячившись всем этим и став смелее, они завели друг с другом спор, любовную ссору, и скоро до клятв в верности дошли. И Дафнис поклялся Паном, подойдя к его сосне, что ни дня не будет жить без Хлои, а Хлоя поклялась Дафнису, - призвав нимф и войдя в их пещеру, - любя его, жить и умереть. И Хлоя, ещё девочка, так была простодушна, что, выйдя из пещеры, решила ещё одну клятву взять с него.
"Дафнис! - сказала она. - Твой Пан - влюбчивый бог и неверный: он любил Питию, он любил Сирингу. Он вечно пристаёт к дриадам, не даёт прохода нимфам, стерегущим стада. Он небрежно относится к клятвам и не подумает тебя наказать, если ты будешь любить многих женщин, - больше чем тростинок на твоей свирели. Ты лучше мне поклянись этим стадом и той козой, что вскормила тебя, что ты не покинешь Хлои, пока она будет верна тебе. Если же она погрешит против тебя, против нимф, беги от неё, ненавидь её и убей".
Дафнис, став среди козьего стада, одной рукой держась за козу, другой за козла, поклялся, что он будет любить Хлою, пока она любит его. Если же другого ему предпочтёт, тогда он убьёт себя, но не её.
Она обрадовалась и поверила ему - ведь она была пастушкой и думала, что козы и овцы для них, пастухов, и есть боги.
ГЛАВ А ТРЕТЬЯ
Когда митиленцы узнали о морском набеге десяти кораблей и когда поселяне, пришедшие из деревень, рассказали им о случившихся там грабежах, митиленцы сочли, что подобную дерзость метимнейцев стерпеть невозможно, и решили взяться за оружие: отобрав три тысячи лучших гоплитов и пятьсот всадников, они послали их под начальством Гиппаса по суше, опасаясь морского пути в зимнее время.
Гиппас двинулся в поход, но не стал ни метимнейских полей грабить, ни стада угонять, ни достояние земледельцев и пастухов расхищать, полагая, что всё это приличествует скорее разбойнику, чем военачальнику. Он быстро повёл своё войско против вражеского города, чтобы застать его ворота без охраны и напасть на него врасплох. Когда до города оставалось стадий около ста, войско встретил глашатай, просивший о мире. Метимнейцы узнали от пленных, что митиленцы - неповинны в случившемся, что поселяне и пастухи только наказали кучку зазнавшихся юношей. Тогда в Метимне люди одумались, поняв, что нападение на город соседа было дерзким и неразумным. Вот почему они торопились, вернув всё, что награбили, вновь союз заключить, чтобы встречаться без страха и на земле и на море.
Этого глашатая Гиппас, хоть и был избран полномочным вождём, всё же послал в Митилену, а сам, разбив возле Метимны лагерь, в десяти стадиях, стал ожидать от своих указаний.
Прошло два дня, и вестник с приказом пришёл: что было награблено, отобрать и, не чиня вреда, вернуться домой. Когда митиленцам предложили на выбор войну или мир, они нашли, что мир для них - выгоднее.
Наступила зима, и она была для Дафниса с Хлоей горше войны. Выпал снег, завалил все дороги, а всех поселян запер в домах. Бурно низвергались потоки, покрывшись льдом, замерзала вода, деревья поникли, словно надломленные. Земля скрылась под снегом и была видна только возле ключей и ручьёв. Уже никто не гнал своих стад на пастбища, никто не показывал носа за дверь, но, разведя огонь, лишь запоют петухи, одни начинали прясть лён, другие сучили шерсть коз, иные мастерили для птиц силки. В это время только одна была забота: в ясли подложить мякины на корм быкам, в стойла козам и овцам - веток с листвой, в закуты свиньям - желудей.
Все сидели дома. Землепашцы и пастухи были рады, что хоть на короткое время стали они свободными от трудов: по утрам они хорошо ели, долго и крепко спали, так что зима, на их взгляд, была слаще и лета, и осени, даже и весны. А вот Хлоя и Дафнис, вспоминая, как они целовались, как обнимались, как вместе пили и ели, теперь проводили печально бессонные ночи и ждали весенней поры, как ждут Воскресения из мёртвых. Они огорчались, даже увидя сумку, когда под руку им попадалась: ведь из неё, бывало, вместе они вынимали пищу, или подойник, - ведь из него вместе пили, или свирель, лежащую без внимания, дар любви. Они молились нимфам и Пану - просили избавить их от этих мучений и вновь показать и им, и их стадам горячее солнце. Но, молясь, они старались придумать средство, как бы увидеться друг с другом. Но Хлоя не видела выхода, да и придумать ничего не могла: та, что считалась ей матерью, всегда была с ней, она учила её чесать шерсть, крутить веретена и то и дело напоминала ей о свадьбе. Дафнис же был свободен и на выдумки более ловок, чем девушка. Потому он придумал хитрость, чтобы увидеть Хлою.