Возвращаясь домой привычным маршрутом, ведущим по тенистой и уютной улице Маркова, девочка так спешила, что впервые не обратила внимания на своих любимых атлантов, державших на плечах балконы какого-то важного государственного учреждения, расположенного на этой улице. Что это за учреждение, она не знала, но ей казалось, что не только балконы, но и всё здание в целом держится именно благодаря этим гигантам.
Атланты были самым ярким из первых впечатлений раннего марьяшиного детства, когда мама, взяв её однажды с собою, подошла к зданию и сказала: «Я только передам документы, а ты подожди меня здесь, хорошо?» И девочка, коротая время в ожидании мамы, принялась внимательно разглядывать сначала улицу, потом прохожих, а затем и здание, возле которого находилась. И тут она их увидела. Они были огромные, косматые и белые, как чистый лист альбома. Они были могучие, сильные и… ужасно одинокие. Тогда она ещё не знала этого слова и лишь ощущала своим маленьким сердечком, что им, пришедшим из какого-то другого мира, должно быть, очень нелегко тут одним. Ей стало жаль этих сильных бородатых мужчин, которые держали на своих плечах такую тяжесть и, должно быть, не отдыхали никогда.
– Они уже привыкли, – сказала мама, когда они возвращались домой и Марьяша в который уже раз вернулась к разговору об атлантах.
– А они что, и ночью так стоят?
– Ну да!
– А если они устанут и упадут, то и дом тоже упадёт? – не унималась девочка.
– Н-нет, наверное! Да и не упадут они никогда! – Малика отвечала дочери, одновременно думая о самых разных вещах и следя за тем, чтобы быстро перейти с ней запруженную транспортом улицу Дахадаева.
– А почему они такие белые?
– Потому что чистые! Ты разве не знаешь, что нужно быть всегда чистым?
– А они, что ли, купаются?
– А как же! Иначе они не были бы такими белыми!
– Они в баню ходят, да? – недоверчиво сказала девочка.
– Конечно, нет, они купаются… в море! – ответила Малика.
– В море?! Заходят в море и купаются?! – взволнованно воскликнула Марьяша.
– Ага, но только ночью, когда их никто не может видеть.
Хотя девочка видела море лишь днём, ей живо представилась картина ночного моря, где эти сильные люди, целыми днями державшие на себе такой груз, весело плещутся в волнах, радуясь свободе. Она не знала, что такое свобода, но всем сердечком ощущала её вместе с атлантами.
– Глупости всё это! – сказала Наташа, девочка с их двора, которой недавно исполнилось двенадцать лет, и она уже вышла из возраста сказок. – Они никак не могут двигаться, а тем более купаться в море, ведь они неживые!
– Нет, живые! – горячилась Марьяша, не желая расставаться с понравившейся ей картиной ночного моря. – И чистые! Мне мама сама сказала!
– Их моют, вот они и чистые! Твоя мама просто пошутила! – снисходительно пояснила Наташа и закрыла тему, переведя разговор на вошедший недавно в моду хула-хуп – металлический обруч, кручение которого вокруг талии способствовало её тонкости и гибкости.
Марьяша не стала спрашивать у матери, действительно ли та пошутила, опасаясь услышать утвердительный ответ, и позже, уже став школьницей и проходя каждый день мимо атлантов, она продолжала обращать к ним про себя почтительное «здрасьте», привычно испытывая к этим одиноким гигантам пронзительное чувство жалости и восхищения.
Глава 2
Дом продолжал жить своей многолюдной, многоголосой жизнью, не сразу, но всё же признав Имрана своим новым хозяином. Конечно, в отличие от Ансара, тот не посвящал всё своё время уходу за ним, за садом и за двором, но, когда Имран отсутствовал, дом казался поскучневшим. Он уже давно разменял свой четвёртый десяток, но его молодой хозяин был так полон жизни, что она, эта жизнь, не давала дому закоснеть в тишине и покое – они могли быть присущи любому другому дому, но только не этому.
Тишина наступала здесь лишь ночью, а до этого дом с раннего утра и до позднего вечера был переполнен ребячьими голосами и голосами соседей и родственников, смехом гостей и, конечно же, музыкой, возникавшей в доме вместе с появлением Имрана. Он по-прежнему был душой любого общества, где бы ни появлялся.
Спроси кто-нибудь Имрана, любит ли он свой дом, такой вопрос его очень бы удивил. Что значит любит? Здесь он родился, вырос и женился, здесь родились его сыновья, и здесь умер его отец. Не любить дом было равносильно тому, чтобы не любить себя. А разве принято спрашивать у человека, любит ли он себя, и если да, то насколько сильно?
И Имрану не было нужды задаваться подобными вопросами. Жить в доме было для него так же естественно, что и дышать.