Дальше все развивалось как в плохом и нечетком сне. Меня вывели из зала суда, я попытался воспротивиться, но получил несколько ударов шокерами по голове и шее, а потом и по почкам. Кто-то из охранников еще ударил в спину. А потом меня тут же повели к шаттлу и забросили в индивидуальный отсек для заключенных. Через несколько минут явились уже другие люди с шокер-дубинками. На виду у камер и персонала меня особенно не трогали, но тут решили спустить всех псов. После двадцатого прихода увесистым оружием я перестал считать удары, а затем вообще отключился.
Так закончилась моя старая жизнь и началась новая.
Глава 1
— Номер одиннадцать-сто четырнадцать, подъем! — прозвучал голос надзирателя Ллойда, которого за глаза все называли Носорогом — за уродливую горбинку чуть ниже основания носа. Да и в остальном он тоже напоминал это древнее животное с планеты Земля — невысокий, грузный, с толстыми неуклюжими ногами.
Потекли пять секунды почти гробовой тишины. В моменты, когда надзиратели выкрикивали чьи-то номера, вся тюрьма внезапно затихала, и заключенные вслушивались в каждый звук. Я любил такие моменты. Была в них какая-то своя магия. Ты словно переносился в иную реальность, каждый миг пребывания в которой стоил очень дорого.
— Номер одиннадцать-сто четырнадцать, сраный ты кусок мяса! Ты что, оглох? — повысил голос Носорог, но повысил несильно. Я знал, что его голосовые связки способны выдавать куда больше октав.
— Алекс, это по твою душу, — донесся с нижней шконки голос Митриса — моего соседа по камере, старого доходяги, который в этой чертовой тюрьме оказался намного раньше меня и давно заучил наизусть все ее гласные и негласные правила.
— Слышу, — бросил я и протяжно зевнул.
— Ну какого хрена тогда лежишь? — задал резонный вопрос Митрис. — Он же просто так не отстанет.
— Номер пятьдесят шесть-сто двенадцать, закрыть пасть! Номер одиннадцать-сто четырнадцать, даю пять секунд на то, чтобы встать, подойти к решетке и протянуть свои лапы в отверстия для наручников. Время пошло.
— Какого черта тебе надо, господин великий надзиратель? — спросил я, приподнимаясь с лежанки. — Ты тратишь мое личное время, предназначенное для отдыха.
— Здесь твое личное — только дерьмо в унитазе. Все остальное, в том числе и твоя сутулая спина, — собственность Альрийской Федерации. Встал и подошел сюда, я сказал!
— Алекс, не тяни. И избавь нас от всего этого дерьма, — удрученно произнес Митрис. Старый заключенный знал, что если раздосадованный надзиратель войдет в камеру, то и ему может перепасть пара несильных, но неприятных ударов увесистой шокер-дубинкой — за то, что он просто существует на этом свете и попался под горячую руку.
Я громко и наигранно вздохнул, выпрямился почти во весь свой немалый рост, задев макушкой потолок над шконкой, расположенной на втором ярусе, и спрыгнул на пол. Сунул босые ноги в тряпичные серые ботинки с полустертой подошвой. Медленно пошаркал к решетке. Просунул руки в отверстия и спросил:
— Так какого хрена тебе от меня нужно?
— Начальник тюрьмы ждет встречи, — ответил надзиратель. Запястья обволок холодный металл магнитных наручников.
— Неужели? — повел бровью я. — Не помню, чтобы я ему на сегодня назначал.
Носорог смерил меня недовольным пристальным взглядом и бросил:
— Ты когда-нибудь дошутишься, юморист.
— Все мы когда-нибудь дошутимся, — сказал я. — Так что ему нужно от меня? Опять хочет, чтобы я ему автограф на заднице поставил? Так там уже места свободного не осталось.
— Тебе врезать? — буднично спросил надзиратель. На наручниках пискнуло, и я ощутил легкую вибрацию на запястьях, которая, впрочем, быстро прошла — мои оковы сжали руки так, что я едва мог пошевелить пальцами.
— Будь я без наручников, ты бы такой вопрос задавать не стал, Ллойд, верно? — подмигнул ему я, ухмыльнувшись.
Носорог снова смерил меня пристальным взглядом, прижал правую ладонь к сенсорной панели справа от решетки, и прутья резко опустились, скрывшись в пазах.
— Заключенный под номером одиннадцать-сто четырнадцать, два шага вперед и замереть. Смотреть только вперед, — произнес он, не сводя с меня взгляда.
Я выполнил приказ, сделав два ленивых шага. В голове промелькнуло: и что начальнику тюрьмы от меня вдруг понадобилось? Неужели снова попросит, чтобы я не подшучивал над надзирателями? В последний раз он именно для этого меня и вызывал. Сказал, что устал выслушивать жалобы своих подопечных. Обвинил меня в том, что я пользуюсь своим особым положением слишком нагло, и если я не умерю пыл, то скоро он развяжет руки своим церберам. Заключенные должны уважать надзирателей — так он и сказал. Я ничего обещать ему, разумеется, не стал, но ответил, что постараюсь быть с его нежными мальчиками помягче. С тех пор прошло несколько месяцев, и я, наверное, все же где-то ляпнул что-то лишнее. Вот он и решил, видимо, снова вывести меня на разговор.