— Ну и придурок же ты, Алекс, — укоризненно покачал головой Митрис. — Дотявкался-таки, наконец. А я ведь говорил, что рано или поздно по морде получишь. Сидел бы тихо и незаметно, как я, никто бы тебя и пальцем не тронул.
— Да неужели?.. — хмыкнул я. — А не тебе ли две недели назад по почкам так надавали, что ссать не мог? Забыл уже?
— То было за дело, — отмахнулся сосед по камере, нахмурился и резко отвернулся. — Да и не так уж сильно надавали. Всегда можно потерпеть.
— Будешь терпеть — будет задница всегда болеть, — усмехнулся я и подошел к решетке. С минуты на минуту она должна открыться.
— Уж лучше задница, чем рожа, — пробурчал Митрис.
— Ну это кому как, — пожал плечами я.
Снова прозвучал режущий ухо сигнал, и прутья решетки опустились. Я привычно убрал руки за спину и сделал два шага вперед. То же самое проделал Митрис и встал рядом со мной.
— Не знаю, что ты там вчера наговорил Носорогу, что он так тебя избил, но чувствую, что теперь из-за тебя и мне проблем по горло будет, — шепотом произнес сосед по камере. — И почему нельзя держать язык за зубами?
— Будут проблемы — потерпишь. Ты ведь привык терпеть, — сказал я негромко.
Из других камер тоже стали выходить заключенные и вставать в одну шеренгу рядом друг с другом. Рожи у всех недовольные, заспанные. Взгляд пустой, смиренный.
Появился надзиратель. Не Ллойд, а другой. Его сменщик. Высокий, худощавый и широкоплечий. Не в пример Носорогу. За глаза заключенные звали его Падре, а по-настоящему его имя звучало как Мафусаил-Калеб. Во всяком случае, именно так он заставлял нас к нему обращаться.
— Ну что, арестанты, вот и настало новое утро. Ваш срок стал еще на один день короче, а ваши заблудшие души — еще немного чище. Мои поздравления, — прозвучал его ровный глубокий голос.
На первый взгляд можно было подумать, что Падре, в отличие от Носорога, куда более справедлив, но это ощущение на поверку оказывалось обманчивым. Под личиной праведника скрывался лютый маньяк, наказывающий заключенных за любой мало-мальски пустяковый проступок ударом шокера в пах и приговаривающий при этом, что на все это есть воля божья. Меня он по понятным причинам не трогал, но как только я отпускал в его адрес какие-нибудь шуточки, он натужно сопел и приговаривал, что придет время, и судья небесный покарает меня за мой грязный язык.
После прочтения недолгих нотаций Падре начал нас пересчитывать, медленно прохаживаясь вдоль шеренги и сверяясь со списком в голопланшете. Три бдительных дрона следили за его действиями, не отрывая от нас своих бездушных взоров. Раньше я постоянно задавался вопросом, почему бы тюрьму полностью не автоматизировать, отдав на откуп дронам и андроидам, но потом мне стало на это наплевать. К тому же отсыпать колкие шуточки всегда приятнее живым людям, нежели бездушным железкам.
После переклички нас погнали в столовую на завтрак. Мы двинулись шеренгой, как обученное стадо волов.
— Заключенный одиннадцать-сто четырнадцать, — обратился ко мне надзиратель, выставив перед моим лицом шокер-дубинку. — Выйти из шеренги. Подойти ко мне.
— Что случилось, ваше преосвященство? Свои грехи замололи, теперь решили взяться за мои? — спросил я. Неподалеку кто-то сдавленно хохотнул.
На лице Мафусаила-Калеба не дрогнул ни один мускул. Он смерил меня оценивающе-придирчивым взглядом и покачал головой. Выждал несколько секунд и произнес:
— Все никак не можешь усмирить своих демонов, арестант?
— Угу, — кивнул я. — Шалят, окаянные.
— Так я могу помочь. Для этого есть хорошее средство. Проверенное, — сказал он, постучав по черному полимерному корпусу шокер-дубинки. — Я этот жезл денно и нощно замаливаю, чтобы у подобных тебе падших душ был шанс очиститься. А вы все никак не внемлете мне.
— Я уж лучше своими демонами сам займусь. Не нужно их изгонять, ваше святейшество, — натянуто улыбнулся я. Лицо еще помнило вчерашние побои, повторять подобное не было никакого желания. К тому же я знал, что от Падре можно ожидать чего угодно. Особенно после вчерашнего инцидента — ему, скорее всего, как и Носорогу, дали добро на проведение воспитательных работ в отношении меня. Падре же в свою очередь будет только рад такой возможности. Тем более, он давно на меня зуб точит.
Помню, однажды он повалил заключенного и начал дубасить шокером, выкрикивая какие-то отрывистые звуки. Его еле оттащили трое охранников. Еще был случай: как-то раз на прогулке он подозвал к себе заключенного, что-то сказал ему, а потом со всей силы врезал дубинкой в пах, развернулся и как ни в чем ни бывало ушел, насвистывая заунывную мелодию под нос. У него явно проблемы с психикой. И почему начальник тюрьмы его терпит?.. С другой стороны, надзиратели добрыми быть не должны. И мелкие побои, и прилюдные унижения заключенных всегда приветствуются.