— Рассказывай дальше, Херим.
— Король лангобардов, Альбуин, был убит своею женой. То же самое содеяла и жена следующего короля, Клефа. Из-за этой глупой случайности в течение тринадцати лет лангобарды не выбрали для себя короля, хотя могли за это время ввести в Священном Городе арианство, и тогда история всего мира пошла бы иным путем. Истори направили ножи двух женщин. Ведь нет у истории никаких законов, и никто не ведает, почему это одни народы возрастают в силе и блистают будто солнце на небе, а потом, так же неожиданно, уходят за горизонт. Величайшее дело могут погубить: отрава, выигранная или проигранная битва. История — это что-то вроде игры в кости. Не иди, господин, к Щеку, ибо случайность может решить нашу судьбу.
Улыбнулся Даго Хериму и сказал ему:
— Понял я, что имеются два вида случайностей: хороший и плохой. Почему же ты считаешь, будто меня ожидает случайность плохая?
— Но ведь я уже говорил, что это игра в кости. Неужели ты хочешь поставить на кон свою державу?
Задумался Даго, и Хериму вроде даже показалось, что убедил он его. Но тот, ложась спать и закутываясь в суконный плащ, сказал ему:
— Я ценю твой разум, Херим. Я не люблю играть в кости, не люблю вина и пива, от женщины не приму даже воды, если перед тем она не испробует ее. Я сделаю так, как ты хочешь, если вначале ты отгадаешь мою загадку.
— Слушаю, господин.
— Скажи мне, Григорий I стал Великим только лишь потому, что ему показался Архангел, или же Гавриил показался народу затем, что Григорий должен был стать Великим?
— Как это понимать, господин?
— Можно ли преодолеть тысячи трудностей и поставить на колени сотни человек, если не можешь одержать победу над одним? А теперь спи, Херим. И больше не указывай мне, раз не смог разгадать мою загадку.
Но еще раз осмелился Херим спросить у Даго:
— Скажи мне откровенно, господин: ты христианин?
— Меня помазали освещенным елеем и я прочел символ веры. Мой меч тоже был благословлен священником. В своих вьюках я везу золотую цепь с крестом. Так что помни о том, что правление мое будет освящено.
— Но ни разу не видал я тебя молящимся или осеняющим себя знамением креста, зато много раз давал ты пищу лесным и речным богам.
— Государь должен иметь множество слуг, и служить многим богам. Поэтому, никогда больше не спрашивай, христианин ли я. Я тот, кем хочу быть. Один лишь я знаю, кто я такой.
— Но можно ли мне будет молиться за тебя, когда пойдешь ты драться со Змеем?
Долго не отвечал Даго. Лишь через некоторое время смог признаться он:
— Я родился в роду карликов, но отцом моим был великан Боза. Многие люди видели, как я родился, но никто не видел, как меня зачали. Так как же мне быть уверенным, что мой отец великан, если не стану я свершать деяния, пугающие огромностью своей не только карликов, но и людей обычных? Херим, если ты дашь мне уверенность, что меня зачал великан, я не пойду драться со Щеком. Только если ни ты, ни кто-либо иной во всем мире не можете дать мне такой уверенности, лишь мои сверхчеловеческие деяния станут бесспорным доказательством. — А чуть позже он добавил: — Если я погибну, похорони меня как человека маленького, если же я вернусь, забудь о всем том, что я сейчас рассказал тебе, ибо умрешь ты, если замечу я в тебе хоть каплю сомнений в том, течет ли во мне кровь великанов. Я могу простить многое, все, кроме этого вот сомнения.
И Даго заснул или же притворился, что спит, поскольку Херим никогда так и не был уверен, что происходит с господином его на самом деле. Сам же Херим не мог заснуть потому, что вновь в голове его был хаос.
Костер догорал, на небе заблестели звезды. Херим поглядел на усеянное звездами небо и впервые за долгое время задумался о Боге, едином и всемогущем. Это было правдой, что еще в Фульде, в монастыре, перестал он верить в замученного на кресте Бога, ибо тот превратился в личную собственность пап и епископов и даже некоторых правителей. С именем Бога на устах заводили они собственные порядки, объясняли, что, по мнению этого Бога, хорошо, а что плохо; с именем этого Бога одевали себе на головы короны, создавали государства, убивали, делали людей рабами, приказывали отказаться от всяческих желаний, но сами были переполнены собственными желаниями и стремлениями. Даже Священный Город стал местом наивеличайшего разврата. И он сам, Херим, поддался желанию поиметь женщину, но его — пусть даже перед тем и отпустив грехи — выгнали из монастыря, а потом еще и предали анафеме. Так разве существовал Бог, единый и всемогущий, если то, что совершали владыки всегда было хорошим и получало Его одобрение, сделанное человеком малым — становилось плохим и тут же осуждалось? Но, раз не существовало Бога, не имелось, следовательно, и законов Его, историей же народов и повелителей правил хаос и случай.