— Завтра я займу Святую Гору, — хвастался тот Авданцу, — ибо только тот может быть может повелителем Земли шлёнзан, кто там объявит себя ее хозяином. Тебя, Авданец, за добытые земли шлёнзан я богато вознагражу из мошны моего отца, князя Кизо, поскольку я именно так с ним договорился. Не тебе, Авданец, править землями шлёнзан из Геча, это должно было быть моим заданием, поскольку я родом из Вроцлавии. Исполню я и требование епископа Вичинга и искореню на Святой Горе всех жерцов и ворожеев, свалю на землю каменные фигуры. Таким образом, я завоюю милость князя Сватоплука, и который христианский повелитель. А чтобы иметь на своей стороне твоего отца, Даго Пестователя, вышлю послов в Гнездо и попрошу руки младшей его дочери, рожденной от Любуши.
Разгневали Авданца признания Одилена, ибо оказалось, поскольку оказалось, что у него за спиной вместе со своим отцом тот выработал план, который должен был отобрать все то, что он захватил у шлёнзан. Однако, не раскрыл он своего гнева, поскольку, что бы он не съел или чего бы не выпил, тут же начиналась у него ужасная рвота. Так что, в конце концов, извинился он перед Одиленом, что не может сопровождать его на пиру, и отправился в свой шатер, где ему удалось вместе со рвотой избавиться от проглоченной лягушки. Измученный рвотой, заснул он только перед рассветом.
Спал он до полудня, никто его не беспокоил. До самого полудня, потому что чудовищная мгла закрывала Святую Гору, она же окружила весь лагерь. Все войско — как Авданца, так и Одилена — слышало, как сквозь эту мглу откуда-то доносились звуки рогов, пищалок и барабанов.
Авданца разбудили, когда туман сошел, и Гора Шлёнза появилась во всем своем величии грозном виде. Одилен сел на жеребца, обнажил меч и приказал своим воинам вместе с ним подниматься на вершину. Только ни один из его воинов не двинулся с места, поскольку от воинов Авданца узнали они, что гора зачарована. Но у Одилена была с собой большая группа наемных норманнов, которые ради выгоды и добычи готовы были драться со всем и каждым, даже более сильным, чем они. Но чар они боялись.
Восемь больших, наполненных золотом кошелей бросил им под ноги Одилен, крича:
— Там, наверху, одни лишь беззащитные жерцы и ворожеи. Кто пойдет со мной, может поднять кошель.
Потом приказал подать баклагу с вином и опорожнил ее до половины, чтобы прибавить себе храбрости. Такие же баклаги с вином он приказал раздать среди норманнов. Только лишь тогда, после выпитого вина, нашлось восемь норманнов, которые были готовы отправиться за Одиленом на Шлёнзу.
Авданец и все его воины видели, как Одилен направил своего коня к Святой Горе, а за ним осторожно ехало восемь норманнов с обнаженными мечами.
На удивление тихим и спокойным был тот день. Когда туман сошел, показалось осеннее солнце. В безветренном воздухе медленно кружили нитки бабьего лета, весь мир, казалось, погрузился в полнейшую тишину. Вершина горы была, как никогда до того, прекрасно видимой, сама же гора выглядела будто разноцветный ковер. Зеленели древние ели, покрытые желтизной дубы и буки; то тут, то там блестящей чернотой пробивались голые валуны.
На какое-то мгновение Авданец позавидовал отваге Одилена. Пожалел он, что поверил появившемуся у него в шатре, словно сон, ворожею. Разве не повторяли ему монахи у короля Арнульфа, что «Сон, он только видение, а ты верь в Бога на Кресте». Вот он, перепуганный, отдавал сейчас Одилену власть над всей Землей шлёнзан, хотя большую ее часть завоевал он сам. «Разве я не христианин?» — спрашивал себя Авданец. И в то же самое время вспоминал он, что ему той самой ночью ворожей говорил про Даго Пестователя. Что это как раз Даго Пестователь прислал его к Авданцу и предостерег, чтобы тот почитал древних богов. Еще тот же ворожей или жерца, что все ворожеи общаются друг с другом, а это означало, что Даго Пестователь знает про каждый шаг Авданца, про его завоевания, про его встречу у подножия Шлёнзы. Что означали эти предупреждения? Неужто Даго Господин давал Авданцу негласное разрешение на завоевание Земли шлёнзан, но приказал оставить в покое Святую Гору? И почему он так делал? Из слов ворожея следовало, как будто бы Даго Пестователь заботился об Авданце, как о своем законном сыне, учил его, что есть хорошо, а что есть плохо. Но почему чем-то плохим было, если бы он завоевал Святую Гору и сделался повелителем всех шлёнзан? От многих людей слышал Авданец, что Даго Пестователь когда-то был уже окрещен, только не пожелал он навязывать своей веры народу; свадьбу с Любушей провел на Лысой Горе, а на Вороньей Горе расспрашивал жерцов про исчезнувшую Зоэ. Вера в одного Бога была хороша для правления народом. Она делала властителя кем-то могущественным, кого Бог избрал повелевать другими. Почему Даго Господин не пользовался выгодами новой веры, а только притворялся, будто бы верит в старых богов? Неужто и к нему, точно так же, как и к Авданцу, когда был он у Арнульфа, приходили сомнения, что вместе с новой верой своей властью проникнут сюда тевтонские епископы, а за ними и тевтонские паны? Сколько же неприятностей постоянно имел князь Сватоплук от тевтонских господ, хотя неустанно распространял христианскую веру. Но сейчас именно Одилен вступит на вершину Шлёнзы, вырежет мечом жерцов и ворожеев, свалит каменные изображения и сделается повелителем всех шлёнзан. А он, Авданец, оказался трусом. И перед кем струсил: Перепугался сна, видения…