«Эх, был я дураком, что той ночью послушал странного ворожея, подумал Авданец. — Придется отдать Одилену то, что я завоевал. А тут еще завтра будет полная луна, и завтра же я обязан спокойно и в одиночку, без какого-либо оружия, вечером подняться верхом на Шлёнзу. Обманул меня ночной ворожей. Одилен опередил меня».
Стоящие внизу воины видели, что Одилен нашел тропу, ведущую наверх, и начал взбираться по ней верхом, а за ним следовали норманны. Дорога была крутая, лошадиные копыта скользили, тем не менее, они продвигались все выше и выше, делаясь не столь заметными среди толстых древесных стволов.
Внезапно они услышали крик. Это стрела вонзилась в горло Одилену, между кольчугой и шлемом. Мужчина свалился с лошади. Следующим упал с коня пробитый копьем норманн, затем третий — пробитый теперь стрелой. Остальные бросились бежать и вскоре очутились внизу.
— Где ваш вождь? — сурово спросил у них Авданец.
Только лишь когда он вытащил кошель с серебряными денарами, несколько воинов решились отправиться за Одиленом и оставшимися на тропе норманнами. В молчании принесли они их на носилках, сделанных из жердей, и положили посреди лагеря. Авданец вырвал стрелу из горла Одилена, который жил еще какое-то время, но не мог произнести ни слова.
В ночь смерти Одилена в лагере умерло несколько воинов, добравшихся до баклаг с вином и медом, которые Одилен выделил для приветственного пира с Авданцем. Выходит, этот странный ворожей говорил правду: Одилен желал отравить своего шурина.
Задумался над всеми этими делами Авданец, а потом сказал сам себе:
«Воистину, правду говорили мне при дворе Арнульфа. Когда стану я стараться взять власть, на моей дороге предательски встанут мой тесть, жена, шурин и всякие другие. И не станет у меня ни брата, ни сестры, ни жены, ни шурина».
Думая об этом, Авданец хотел было осенить себя знаком креста, как научили его при дворе Арнульфа. Но удержался, потому что внезапно до него дошло, что Даго Пестователь никогда не осенял себя знаком креста, хотя тоже ведь был христианином. Этот край скрывал множество тайн, и было в нем множество богов. Кто хотел владеть Землей шлёнзан и другими землями к востоку от Вядуи должен кланяться разным богам; ни одного из них не давить, ни одного не унижать. Потому пускай пустыми словами останутся обещания, что он сделает этот край христианским, поскольку только тот бог является настоящим, который побеждает и помогает укрепить власть.
Вновь пришла ночь, покрывшая всю Шлёнзу и окрестности густым туманом, а воинам Авданца и Одилена казалось, что в нем таятся какие-то огромные армии, способные в любой миг напасть на их лагерь. Раз за разом кто-нибудь поднимал тревогу, неустанно поддерживался огонь в кострах, и получилось так, что никто не сомкнул ока. Потому ранним утром появились воины у шатра Авданца и сообщили ему:
— Давай, господин, похороним тела Одилена и норманнов, после чего отправляемся во Вроцлавию или туда, куда прикажешь. А гору оставим в покое. Разве мало мы добыли принадлежащих шлёнзанам земель?
Ничего не сказал Авданец воинам, только вызвал к себе Здзеха и в присутствии пришедших отдал ему приказ:
— Похороните Одилена по-христиански, в земле. Сам же я еще сегодня, чтобы дать доказательства своей храбрости, в одиночку отправлюсь на вершину Шлёнзы, где встречусь с тем, кто очаровывает нас. Я либо погибну, либо завтра возвращусь к вам. Если я погибну, отсюда во Вроцлавию уйдут воины, что пришли с Одиленом. А ты, Здзех, поведешь моих воинов в Геч, а там будешь ждать, пока у меня не родится сын или дочка. Сына назовешь Скарбимиром, чтобы его навечно окружало богатство. Именно ему будет принадлежать вся земля Авданцев и те земли, которые я завоевал у шлёнзан.
Изумлены были воины Авданца такой отвагой своего вождя, ну а воины Одилена почувствовали, что такому вот человеку они будут подчиняться, раз уж Одилена не стало.