Той ночью, когда Пестователь опять в одиночку появился на валах и молча глядел на горящие вокруг Гнезда костры, ожидая на утро нападения на град, Ярота подошел к своему повелителю.
— Думаю я, что и на завтра не отважатся они штурмовать валы, — утешительным тоном сказал он Пестователю.
Тот, как будто не слыша слов канцлера, спросил:
— Это правда, что все грады и все лучшие и богатые люди обратились против меня, когда стал я признан карликом?
— Так, господин.
— И даже сын Клодавы в Витландии?
— Так, господин.
— И у тебя нет никаких известий о Петронасе?
— Нет, гсподин. Это ведь человек чужой. Македонянин. Возможно, он уже у ромеев, ведь он же оттуда родом.
— А его жена, дочка Арпада? Его сын Семомысл?
— Еще в месяце травне забрал он их из Гнезда и спрятал или же взял с собой к ромеям. Он первым поверил, будто бы ты карлик. Плохо ты сделал, господин, возвышая его над другими.
— Тебя я тоже возвысил. И ты тоже предашь меня, — ответил на это Даго Господин.
— Да клянусь тебе, повелитель… — начал было Великий Канцлер.
Но Даго Господин прервал его:
— Не клянись, Ярота. Властители не верят присягам. Возможно, что я и карлик, но пока что остаюсь твоим повелителем.
Устыдившийся Ярота хотел уйти, но Даго Господин задержал его.
— Если завтра мои сыновья пришлют послов, я приму их в парадном зале.
— И заключишь с ними договоренность? — обрадовался Ярота.
Не услышав ответа, он какое-то время еще постоял на валах возле Пестователя, а потом исчез в темноте.
Той ночью Ярота приказал приоткрыть крылья врат и на миг исчез в ночной темноте, чтобы встретиться с Семовитом, Авданцем и Палукой.
— Наленч занял Познанию, — сообщил ему Семовит. — Нет у нас времени торчать здесь бесконечно по причине упорства карлика. Или ты завтра откроешь нам врата или после нашей победы будешь повешен рядом с псом. Выбирай, Ярота. Мне ведь Великий Канцлер тоже будет нужен.
— Он согласился принять посольство, — открыл Ярота.
— Он всего лишь хочет тянуть время. А мы должны помочь Живе, — отозвался раздраженный Авданец. — У тебя имеется доступ к нему в любое время дня и ночи. Убей его.
— Убей его, — повторил и Палука.
— Ну да, убей его тихонько, а вину мы свалим на согдов, — присоветовал Семовит.
Ярота возвратился в Гнездо. Давно уже проклевывалась в нем мысль убить Даго Повелителя и таким образом разрешить торги между Пестователем и его сыновьями. Да, вину можно было свалить на согдов, а потом повесить их всех как людей чужих, следовательно, способных на всяческую подлость.
После полуночи Ярота вооружился длинным стилетом из дамасской стали и тихонечко отправился в комнаты Пестователя. Два согда, стерегущих двери, не говоря ни слова, расступились перед ним; они были привыкшими к тому, что Ярота в любое время дня и ночи имел доступ к их повелителю. Так что Ярота вошел, закрыл за собой дверь, и в свете догоравшей масляной лампы ему показалось, будто бы видит он на устланном шкурами белых медведей ложе людской силуэт, накрытый белым плащом.
Подкрался он к кровати Пестователя и нанес сильный удар стилетом в это тело под плащом.
Только стилет с громадным трудом пронзил плащ и вошел в шкуру белого медведя. Тогда Ярота услышал голос у себя за спиной:
— И зачем же ты это сделал? Я сам хотел отдать власть.
Лезвие проклятого Тирфинга отрубило голову Канцлеру, а кровь, брызнувшая из его шеи, залила все ложе и пол в комнате.
На следующий день войска трех сыновей Пестователя увидели на надвратной башне прибитую к деревянной балке голову Великого Канцлера, Яроты.
В полдень три посла от сыновей Пестователя опустились на колени перед троном, на котором сидел Даго Господин.
— Твои сыновья, повелитель, — заявил один из них, — обещают тебе жизнь и здоровье, если ты, вместе со своими двумя десятками согдов, завтра добровольно покинешь Гнездо и уедешь либо к ромеям, либо на запад, откуда когда-то и пришел. В сердцах твоих сыновей нет измены, какая была в сердце Яроты.
— Тогда пускай прибудут под ворота Гнезда и дадут присягу на солнце, что я уйду отсюда свободным, и что никто не станет меня беспокоить, — ответил им Пестователь.
И случилось так, что три сына Пестователя: Семовит, Авданец и Палука еще в тот же самый день встали перед воротами Гнезда и, вытянув руки к заходящему солнцу, дали присягу, что если Даго Повелитель отдаст им трон и покинет Гнездо, ни его самого, ни его стражу, сложенную из согдов, никто не станет беспокоить. Пестователь принял эту присягу и пообещал, что завтра утром вместе с согдами покинет твердыню.