— Ты ведь сам говорил, что в тебе течет кровь великанов, — перебил его Херим.
— Спалы живут только лишь в песнях, — с печалью закончил Даго. — Я не знаю, как выглядел мой отец, Боза. Уверен я лишь в том, что воспитывающая меня, когда я подростал, казалась мне великаншей.
Херим один слопал одну из уток. Даго удовлетворился половинкой второй. Зифик же мяса едва коснулся. Он часто ходил на озеро и пил воду. Губы у него были спекшимися и потрескались. Даго задумчиво посматривал на него, а когда стало совсем темно, сказал ему:
— Если ты не доверишься мне, Зифик, тебе никогда не видать страны своей матери.
Пришла ночь, они сняли панцири и кольчуги и легли спать у догорающего костра. Налопавшийся Херим заснул первым, и вскоре послышался громкий храп. Даго стоял на страже и глядел в звездное небо, чтобы отыскать там свою, Звериную Звезду. Через какое-то время он почувствовал на своем плече осторожное прикосновение.
— О Даго, Господин и Пестователь, — овеяло его горячее дыхание Зифика. — Догадываюсь, что ты уже знаешь, кто я на самом деле. Когда я отъезжал от вас, низкая ветка в лесу сбросила меня с коня, и на спине открылась недавняя рана от стрелы. Я истекаю кровью, господин, и не могу перевязать ее. Тебе ведомы чары, так что останови кровь.
— Иди к озеру, — приказал Даго шепотом.
В своих запасах он отыскал мешочек с купленным когда-то в Регенсбурге чудесным порошком из тертого камня, который назывался алуном, и закрытую в деревянной коробочке мазь для ран, сделанную из целебных листьев чистотела и подорожника. Еще он порвал льняную нижнюю рубаху на длинные полосы и направился к озеру.
Рана на спине у Зифика и вправду кровоточила. Она была под правой лопаткой, и кровь из нее вдоль позвоночника стекала до самых ягодиц. Даго смочил льняной лоскут в озере и вытер спину Зифика, затем приказал ему приспустить штаны и стер запекшуюся кровь меж тугими, девичьими ягодицами.
У нее были торчащие вверх остроконечные маленькие грудки, а кожа на спине гладкая-гладкая, каким и бывает сладкое тело у молодой и красивой женщины.
На шее у Зифики Даго увидал ремешок, на котором меж грудями висела деревянная фигурка.
— Не помог тебе твой амулет, — заметил Даго.
— Потому что защищает он не от ран, а от власти мужчин.
Даго взял деревянную фигурку и был изумлен, увидав, что это резной мужской член.
— В Стране Квен, когда девочке исполняется семь лет, для нее вырезают такой вот член и ним лишают ее девственности, а после этого она носит его на своей груди. Наши законы говорят, что никакой мужчина не имеет права причинить боль женщине, оплодотворяя ее, не может он и хвастать, что вошел в нее первым.
Ничего не сказал на это Даго, так как научился уважать чужие законы и обычаи.
Он присыпал рану порошком, смазал мазью и полосой из льняной ткани обвязал грудную клетку, сделав узел под самой грудью.
— У тебя вытекло много крови, но уже послезавтра можно будет тронуться в путь, — сказал он, принеся из своих вьюков чистую рубаху.
Зифика набросила ее на свое девичье тело и спросила:
— Как мне высказать свою благодарность, господин? Примешь ли ты от меня золотой солид?
— Нет. Ведь это я делал не ради денег. Тебе всего лишь шестнадцать лет, и родом ты из Страны Квен, потому ты не настоящая женщина. Ибо женщина лишь единственным способом может проявить свою благодарность мужчине.
Ее гордость была уязвлена настолько, как будто Даго вложил ей палец в рану под лопаткой.
— А тебе ведомо, господин, что говорят наши законы? Если кто видел обнаженное тело женщины из Страны Квен, тот должен быть убит. Так что опасайся за свою жизнь.
Даго тихо рассмеялся.
— Да не видал я никакой обнаженной женщины, лишь парнишку по имени Зифик из края аргараспидов. Так было, и так будет.
— Хорошо, — кивнула она. — Пускай так и остается.
Они легли спать. Только Даго не мог сомкнуть глаз, поскольку, закрывая их, он снова видел крепкие груди девушки, чувствовал под пальцами ее гладкую кожу; вновь и вновь оживала в нем память о ее круглых и упругих ягодицах, в ноздри врывались запахи ее молодого тела. А когда он заснул, к нему пришел такой же, как вчера у Херима, сон — понапрасну желал он испытать наслаждение с пахнущей благовониями женщиной. И тогда он буквально застонал от вожделения. Зифика слышала этот стон, но считала, будто Даго плачет во сне, тоскуя по стране великанов. В его же сонном видении на лицо Зифики наложилось воспоминание о лице гордой княжны Пайоты, потом — множества других женщин, которых он желал, которых имел, но так мало от них получил. И когда, время от времени, пробуждался он от подобных воспоминаний, Даго видел великаншу Зелы, и все в нем бунтовало против мысли, что спалы живут лишь в старинных песнях. Ведь разве он, Даго, не нес в себе крови спалов? Неужто всего лишь иллюзией были его воспоминания о счастье, которое познал он на дворище Зелы? А может, и вправду со смертью Зелы кончились великаны-спалы… Но ведь остался он, Даго, видимо, затем, чтобы исполнить какое-то предназначение. Мощью своих великих деяний и силой будущей своей власти введет он в историю неведомые до сих пор народы.