Куда пропал даханавар после прощальной речи в гостиной не знал никто. Слуги якобы видели, как он поднялся в свою комнату, запер дверь на ключ изнутри, и больше ее в тот вечер не покидал. Поутру на стук в дверь и призывы открыть из покоев даханавара не донеслось ни звука. Дверь, по настоянию ибн-Тахта, открыли запасным ключом, ожидая встретить печальную картину, но в комнате не обнаружилось ни самого даханавара, ни его тела. Даже застеленная стеганным покрывалом кровать не была примята. Шамиль будто бы испарился из запертой комнаты. Глядя на это, Клаус Бальтазари, глубокомысленно почесав свой пышный седой затылок, сделал предположение, что видимо, даханавары как кошки, предпочитают умирать в одиночестве и подальше от тех, кто им дорог. В доме пуштийца поселилась печаль.
Ибрагиму было грустно от того, что Шамиля столь скоропостижно не стало, Илая уезжает далеко и еще не известно, как закончится его путешествие, а волшебник Бальтазари вновь собирался вернуться в свою подземную лабораторию. Ибн-Тахт признался себе в том, что успел привязаться к каждому из их странной разношерстой компании. Теперь же он оставался наедине со своей, еще не совсем окрепшей после всего случившегося, невестой Айнур. Девушка медленно приходила в себя и была похожа на малого ребенка, нуждавшегося в тепле, опеке и заботе. Ее память несколько пострадала, и бедняжка не помнила всех тех ужасных вещей, которые творила во власти злых чар. Старый волшебник сделал все возможное, чтобы телесные и душевные раны Айнур поскорее затянулись и теперь девушке нужен был только покой.
Айнур была в саду со слугами, следившими за ее самочувствием, она любила гулять вдоль цветущих розовых клумб. Эти прогулки благотворно влияли на ее состояние, о событиях, происходивших в доме пуштийца в последнее время, она конечно же ничего не знала. Ибрагим ибн-Тахт сидел на скамейке под раскидистой вишней и наблюдал за Айнур издалека. Вскоре к нему присоединились Илая и волшебник Бальтазари, с давешней кошкой на руках. Животное было куплено, чтобы развлекать Айнур, но сама кошка явно предпочитала компанию старого чародея.
Бальтазари, что-то с жаром говорил Илае о том, что желал бы получать от него письма с подробными рассказами о прохождении симбиотической мутации в организме юноши. Он убеждал его, что эти знания невероятной, для магической науки, ценности, могли бы послужить огромным подспорьем для понимания фундаментальной сути вещей и прочее, и прочее в том же духе. Илая будто не слышал своего спутника, безучастно кивая головой, на любой вопрос мага.
— Господин Клаус, помилосердствуйте, оставьте мальчика в покое, вы же сами понимаете — ему сейчас не легко. — прервал бесконечный поток наставлений чародея Ибрагим ибн-Тахт. — Присаживайтесь рядом со мной и давайте в тишине насладимся ароматом роз. После вчерашней грозы они посвежели и теперь пахнут просто восхитительно.
Чародей присел рядом с ибн-Тахтом. Илая остался стоять. Он прислонился спиной к стволу вишневого дерева и сосредоточенно стал изучать носки своих ботинок. Ненадолго в саду повисло молчание. Давешний темнокожий слуга прервал его своим появлением, вслед за ним кто-то шел по каменной тропинке.
— Прибыла Сибрис Черный Вереск, господин! — с поклоном объявил темнокожий слуга и получив разрешение удалиться, бесшумно исчез.
— Они у вас тут такие тихие, я никогда не слышу, как один из этих черных слуг подходит ко мне! — громко прокомментировал Клаус Бальтазари. — Иногда это может сильно напугать. Вы не думали, пришить к их одежде колокольчики, что бы знать, когда они приближаются?
— Нет. — рассмеялся Ибрагим. — Это люди из племени гаута, и они не совсем слуги, в обычном понимании этого слова. Скорее это мои помощники и охрана. Они служат мне и моей семье по доброй воле уже не одно поколение. В каком-то смысле они тоже моя семья. И вы еще не видели, насколько они могут быть незаметны если действительно того захотят, господин чародей.
Волшебник был немного смущен этим ответом, но предпочел промолчать.
К скамейке приблизилась невысокая, атлетически сложенная женщина, затянутая с ног до головы в кожаную одежду цвета марун. Одежда ее была такого глубокого оттенка, что казалось черноты в ней было гораздо больше, чем красного. Двигалась незнакомка с грацией хищника, в любой момент готового к прыжку. Коротко остриженные до высоких скул пышные русые волосы, пронзительные серые глаза, россыпь веснушек по молочно-белой коже. Нижнюю половину лица Сибрис скрывала черная тканевая маска. Женщина поклонилась всем присутствующим по очереди и остановив взгляд своих проницательных серых глаз на пуштийце произнесла:
— Господин ибн-Тахт, рада новой встрече с вами! Я получила ваше письмо с просьбой прибыть и вот я здесь. Какое дело чрезвычайной важности меня ожидает на этот раз? — голос у нее был приятный, грудной с небольшой, отнюдь не портящей его звучание, хрипотцой.
Что-то подсказало Илае, что именно эта дамочка может стать его спутницей в путешествии к Атласским горам. Такая возможность его несколько смущала, все же находиться под охраной у женщины ему, как взрослому мужчине, было сродни насмешке. Но что он мог сделать?! Отказать ибн-Тахту было бы крайне невежливо, особенно, когда тот полностью взял на себя заботу по подготовке этого путешествия. К идее о том, что девушка может оказаться достойным соратником, Илая относился скептически. Что же придется ехать с этой горе-охранницей в эксцентрично-брутальном костюме цвета спекшейся крови. Возможно, она и сама пожелает отказаться от этого рискованного предприятия, как только узнает, что им предстоит.
В отличие от Илаи, Клаус Бальтазари явно заинтересовался девушкой. Сузив свои подслеповатые глаза, он внимательно ее рассматривал поверх огромных стекол своего пенсне. Девушка старалась игнорировать этот явный интерес старика и сохраняла невозмутимый вид. Пока Ибрагим ибн-Тахт рассказывал ей о сути дела, ради которого он позвал ее сюда, старый маг поднялся, подошел к девушке вплотную и потребовал у нее немедленно показать ему свое лицо. Сибрис явно смутилась и даже немного растеряв самообладание попятилась прочь от наседавшего старика.
— Пусть она откроет свое лицо! — потребовал Бальтазари.
— Разве это так необходимо? — удивился Ибрагим. Но увидев полный решимости взгляд старика, кивнул Сибрис, что бы та сняла маску.
Девушка замешкалась, ее взгляд заметался, но буквально несколько мгновений спустя, она вновь обрела ледяное спокойствие и медленно сняла с лица ткань. Под тканью ничего уродливого или ужасного не оказалось. Милый подбородок с ямочкой и красиво-изогнутые розовые губы.
— Солибриса! Солибриса Бальтазари, что ты здесь делаешь негодная девчонка? Где твоя роскошная коса? И, ради всех богов, почему ты в таком виде? Разве ты сейчас не должна учиться в Борусской магической академии?! Что ты, черт побери твою глупую мать, тут делаешь, внучка?
Такой взрывоопасной смеси негодования, возмущения и праведного гнева, которыми был охвачен старый волшебник, от него маленького, сухенького и в общем безобидного старика, никто из присутствующих не ожидал. Маг будто стал выше ростом, его глаза стали темными от гнева, а с кончиков седых усов и волос сыпались голубые искры. Даже абсолютно невозмутимая кошка, прежде сидевшая у ног старика, предпочла спешно исчезнуть в ближайшем розовом кусте. Кошка явно понимала, что злить волшебников, себе дороже!
— Ну дед, прошу тебя не драматизируй! — устало произнесла девушка. — Ты же отлично знаешь, что вся эта магическая наука — это совершенно не мое. Это же просто скука смертная!
— Смертная скука! Смертная скука! — негодовал старик. — Вы только посмотрите на нее! У этой негодницы дар, да если бы она его развивала, то могла бы прославить имя нашего рода. Бальтазари! А так что? Вот скажите мне, господа хорошие, что плохого что бы стать магиней?! Что плохого что бы достойно следовать по стопам деда и прадеда?!