— Ну, ты помогла нам, мы поможем тебе. Все честно. — согласился Илая.
— Вот и отлично! — хлопнула в ладоши старуха, улыбаясь щербатым ртом.
— Слушай меня внимательно, сынок и не перебивай! Спустись обратно к болоту и возьми одну из своих лошадей. Потом отправляйся по тропе, которая идет в противоположную от болота сторону. Ты дойдешь до устья ручья, там будет тропинка, она выведет тебя на дорогу. По этой дороге скачи полторы версты на запад, увидишь деревню. На самом краю этой деревни стоит дом с красными ставнями и крыльцом. Взойди на крыльцо и постучи три раза. Выйдет к тебе мужик, он по всей округе знатным кудесником слывет, кличут его Евстахием. Спросит тебя за чем пришел, а ты скажи ему, что хочешь купить у него амулет. Когда он спросит, что за амулет тебе нужен, ты ответишь, что это волчий клык, который он сам на шее носит.
— А он продаст? — поинтересовался Илая, уж больно странная просьба была у этой женщины.
— Нет, конечно! — отмахнулась старуха. — Он ним не расстается никогда. Ни во сне, ни в бане его не снимает.
— Ну тогда как я его получу? Ты уж, прости меня Матушка Иеле, но бить морду человеку, который не причинил мне вреда, да еще и кудеснику, я не стану. Я же не разбойник какой-то!
— Что ты, что ты! Конечно, ты так не сделаешь, как-никак, а почти что без пяти минут даханавар! — она с прищуром взглянула на оторопевшего Илаю.
— Ты и это знаешь?
— Если ты не слеп, как крот или нетопырь, этого сложно не заметить. — отмахнулась старуха. — Знак на твоем мече — знак даханавара, а пользуешься ты им как …, и говорить не стану, сам знаешь.
— Но я ведь мог его украсть или найти. — но старуха и слушать его не стала.
— Попроси-ка свою подругу, — вместо этого сказала она. — что бы она вытащила меч из ножен, и сам все поймешь.
Илая недоверчиво посмотрел на старуху, потом на Сибрис и сняв перевязь с мечом протянул девушке. Сибрис и сама заинтригованная происходящим взяла меч в руки и попыталась вытащить его из ножен. Но меч к ним будто прирос. Она приложила усилие, но опять ничего не случилось. Сибрис поднялась на ноги, зажала ножны между коленями, приложила все свои силы, однако это не сдвинуло клинок не на дюйм. Меч оставался в своих ножнах. Сибрис решила повторить попытку и даже издала боевой клич, помогая своим напряженным рукам. Меч, не покидая ножен выскочил из захвата коленями, Сибрис от неожиданности полетела обратно на шкуры. Когда ее упругие ягодицы приземлились на землю, навершие пребольно стукнуло девушку прямо посередине лба. Гарантированная шишка, подумал Илая. Красная, с влажными от гневных слез глазами Сибрис силой впихнула непокорный клинок в руки Илаи.
— Не смешно! — обиженно выпалила она, злясь одновременно и на старуху, и на юношу.
— А теперь попробуй сам. — старуха проигнорировала гневные взгляды и пыхтение девушки.
Илая потянул за рукоять и клинок легко обнажился, на добрую ладонь длинною.
— Да ну вас в пекло! — выпалила Сибрис и выскочила из хижины.
— Сибрис! — Илая хотел было последовать за девушкой, но Матушка Иеле его остановила.
— Погоди, я еще не закончила. — повелительно произнесла она. — Конечно же Евстахий не захочет расставаться с амулетом, но есть у него одна страсть — кости. Предложи ему сыграть на амулет. Ты ведь умеешь играть в кости, не так ли?
— Конечно умею и весьма неплохо. Так мне надо просто выиграть этот волчий клык?
— Погоди, не все так просто. Евстахий не проигрывает в кости — никому и никогда.
— Мухлюет, что ли? Так и я умею!
— И нет и да, я же говорила тебе, кудесник он. — женщина покачала головой, как бы поражаясь недалекости юноши.
— Но, если ты незаметно подменишь его игральные кости на вот эти. — из складок своего рубища она достала два предмета, вырезанных из желтоватой старой кости.
— Это — Кости Справедливости! — заговорщицки прошептала она. — Они очень, и очень особенные. В них выигрывает только тот, кто действительно прав. Возьми их и не потеряй.
Она вложила кости в ладонь юноши и крепко ее сжала.
— А теперь иди. И скажи своей подруге пусть не сердится на меня старую. Скучно тут в лесу, да и чувство юмора у меня явно испортилось. А чего ожидать, когда вокруг одни ели да пелли?! — как бы в свою защиту попыталась объяснить старуха. — Скажи пусть скорее возвращается, приложим холод, сделаю так, чтобы ее славный лобик шишка не украсила.
Илая вышел из хижины, Сибрис сидела невдалеке на пне и ковыряла кинжалом землю, вымещая на ней свое негодование.
— Старая лесная ведьма! — бурчала она себе под нос. — То лечит, то калечит! Вредная карга!
— Сибрис, прости, пожалуйста. Матушка Иеле просила передать, что ей жаль, что так вышло. Она говорит, чтобы ты пришла приложить ко лбу холод, ну, что бы шишка не выросла.
— Пусть она этот холод засунет себе под хвост и шишкой заткнет — еловой! — огрызнулась Сибрис.
— Ладно. Но ты не кипятись, хорошо.
— В деревню едешь? — спросила девушка, потирая ушибленный лоб.
— Угу. Я скоро. Не скучай.
— Какая здесь может быть скука, с такой-то компанией?! — язвительно ответила Сибрис.
Подъезжая к деревне Илая, сразу увидел нужный ему дом. Выкрашенные красной краской ставни на окнах и высокое крыльцо пламенели под ярким утренним солнышком. На красном фоне ставень местный живописец с любовью изобразил круглобокую вазу с белыми и голубыми цветами и двух белых голубей. Окна так же были украшены резными наличниками, окрашенными в белый цвет. Домик кудесника выглядел нарядно, выгодно отличаясь от других домов, стоявших вверх по улице. Илая подумал, что возможно этот Евстахий самый зажиточный обитатель деревни.
Деревня встретила его привычными уху Илаи звуками. По улице бегали босоногие дети весело вопя. Возмущенно гоготали потревоженные этой суетой гуси и утки, вышедшие погулять на улицу. В одном из дворов мычала корова, в ответ ей блеяли козы, и заливисто брехали собаки. Где-то звонко пела женщина. Легкое чувство, подобное грусти о чем-то очень знакомом, но навсегда утраченном, вдруг коснулось сердца юноши, но тут же исчезло.
Илая подъехал к редкозубому деревянному забору, окружавшему дом кудесника. Легко спешившись, юноша закрепил поводья за одну из штакетин, показавшуюся ему более надежной чем другие, и направился к крыльцу. Приблизившись к дому Илая, увидел, что яркая красота дома, так поразившая его издалека, уже нуждается в обновлении. Яркая алая краска потрескалась, а местами даже отслоилась от дерева. Крепкое прежде крыльцо надрывно скрипело под ногами гостя, перила покосились, а некоторые из балясин и вовсе отсутствовали на своих местах. На Илаю вдруг накатило неприятное чувство обманутых ожиданий. Вдруг показалось, что красивый прежде дом отныне принадлежит человеку, который совершенно его не заслуживает.
Илая взялся за металлическое кольцо, служившее дверным молотком, и постучал три раза. Тишина. Илая прислушался, приложив ухо к двери, но не услышал ни звука. Может хозяина нет дома? Юноша уже был готов спустится с крыльца, чтобы спросить кого-нибудь из ребятишек, резво бегавших туда-сюда по улице. Но в этот момент дверь немного приоткрылась и вместе с ароматом густого перегара из темноты сердито донеслось:
— Кого это с самого утра бесы принесли?! Сказано же, до полудня не принимаю! — затем послышался приступ надсадного кашля, и в открытый проем двери высунулась опухшая красная рожа самого хозяина дома.
Евстахий оказался крупным, кряжистым мужчиной с нечесаной, кудрявой, пшеничного цвета бородой и шевелюрой. Оглядев с ног до головы Илаю, мужик крякнул и расплылся в улыбке, обнажив крепкие красивые зубы.
— О! Да ты видать не местный! Вот это удача! Заходи, нечего за зря крыльцо-то топтать. — и Евстахий широкой ладонью втолкнул Илаю в плохо освещенное нутро дома. За спиной хлопнула дверь, содрогнувшись от мощного удара об косяк. На столе жалобно тренькнули стеклянные бутылки с крепким вином. Многие из них были уже пустые и валялись под столом.
В доме было душно, пахло разлитым алкоголем, перегаром и потом. Шторы на окнах были плотно задернуты и потому в комнате царил полумрак. Евстахий грузно плюхнулся на лавку возле стола, открыл новую бутылку вина и щедро разлил по двум кружкам.