— Проходи, присаживайся да выпей со мной. — гостеприимно прогудел он Илае. Голос у него был глубокий и низкий. — Рассказывай кто таков, и что тебе от меня надобно.
Мужик в пару глотков ополовинил свою кружку и уставился из-под густых бровей на юношу. Илая поднял кружку и тоже сделал пару глотков, чтобы не рассердить кудесника. Вино, как ни удивительно, было очень приятное, с богатым ягодным вкусом, и весьма дорогое.
— Хорошее вино. — прокомментировал Илая.
— Еще бы! Я бы и не стал пить ту прокисшую мочу, которую подают в нашей деревенской корчме. Я же кудесник, мне это вино из самого города привозят, по два ящика каждый месяц. Почти три серебряных за бутылку. Так сказать, подарок от одного городского купца, которому я смог помочь.
— Похоже ты действительно хорош! — согласился Илая.
— А то! Сделать так, чтобы восьмидесятилетний хрыч молодых девок пахал, как горячий жеребец, это уж поверь не каждый городской маг сможет! — с гордостью пояснил Евстахий.
— Ну а ты, тоже ради этого ко мне явился? Может хочешь удачи, денег или славы, а может неуязвимости в бою? — Евстахий хитро прищурился, сверля взглядом Илаю.
Юноша заметил в этих глазах тот особенный свет, который отличал обладателей волшебного дара от всех других людей.
— А ты все это можешь? — Илая тщательно изобразил восторженное удивление простака, провоцируя Евстахия на бахвальство.
Мужик поднялся с лавки, подошел к шкафу, заполненному разными склянками, и снял с верхней полки большую шкатулку, украшенную серебряными накладками.
— Вот! — кудесник бережно поставил шкатулку на стол. — Они могут.
Он откинул крышку шкатулки, и юноша увидел, что та до краев полна самыми разными амулетами. Были тут плашки из дерева разных пород с вырезанными рунами. Кристаллы кварца и селенита, костяные резные фигурки, звериные зубы, подвешенные на кожаных шнурках, холщовые мешочки с какими-то травами и много чего другого странного и малопонятного для Илаи. А кудесник продолжал:
— Каждый из них сделан мною в особую фазу луна, заговорен особым, лишь мне ведомым словом, а потому эти амулеты силу имеют огромную. Вот этот, — он достал из кучи мешочек с чем то жестким внутри. — здесь кость извлеченная из лосиного члена, он очень в любовных делах хорошо помогает, если с мужской силой нелады; а этот розовый кварц наши деревенские девки любят, берут его у меня для любовной присухи. Дубовый амулет — для славы и почета, можжевельник и осина от порчи и сглаза, вот жабий камень — он охраняет от ядов, а этот медвежий клык дает неуязвимость в бою. Так чего тебе надо, а?
Илая посмотрел на мощную шею Евстахия, там выглядывая из ворота залитой вином рубахи висел на тонком шнурке волчий клык. Тот самый, за которым его и послала сюда старуха.
— Хорошие амулеты. — Илая кивнул и как бы задумался перед окончательным выбором. — А вот что за амулет носишь ты сам?
— Сам? — удивился Евстахий. — А на что мне амулеты? Я же и сам как амулет! Я же кудесник! — захохотав удивился мужик.
— Ну я думал, вы чародеи и кудесник всегда увешенные амулетами ходите. Вроде как силу в них храните.
— Так, то городские маги. А я-то живу не в городе, на природе, тут этой силы вокруг разлито, горстями черпай не вычерпаешь. К чему мне ее хранить в куске дерева или в камне?
— Ну может быть не в дереве и не в камне, — согласился Илая. — а вот в клыке волчьем, что у тебя на шее висит.
Евстахий нахмурился, подался вперед, через стол, в его глазах загорелся не добрый огонь, а огромные ладони сжались в кулаки. Длилось это какое-то краткое мгновение, но Илае показаться, что драки с этим огромным и весьма нетрезвым кудесником ему не избежать, но тут кудесник снова откинулся на лавку. Он налил себе в кружку оставшееся вино в бутылке вино, жадно его выпил и швырнув пустую бутылку в стену, так что она разбилась, усыпав пол блестящим стеклянным дождем, и громко расхохотался.
— А ты я смотрю, любопытный малый, да еще и зоркий! Зачем тебе знать об этой безделице? — кудесник повертел кулон в пальцах.
Илая лихорадочно придумывал, чтобы такого сказать, чтобы звучало достаточно правдоподобно. Он решил импровизировать:
— Ну в городе я слышал от одного человека, который интересуется магией, что если добыть амулет с шеи самого колдуна или ворожея, или кудесника, то это привлечет невероятную удачу. — Илая помолчал будто стесняясь и выпалил — В азартных играх!
Евстахий снова громогласно рассмеялся.
— Никогда такого не слышал! — сказал он, утирая с глаз набежавшие от смеха слезы. — Похоже тебя кто-то сильно надул, парень. Простому человеку цацка колдуна без надобности. У него же нет дара!
— Этот клык, вовсе не амулет, но он дорог мне как память о моей молодости, поэтому я и ношу его. Прежде чем стать кудесником, я был простым охотником, но однажды я убил чудовище. Я убил оборотня, мерзкую тварь, поселившуюся в нашем лесу, и в благодарность за это боги наградили меня магическим даром. А этот клык я ношу, как напоминание о том дне.
— Но я готов заплатить, хорошо заплатить! — попытался убедить его Илая.
— Нет! — рявкнул Евстахий. — Бери любой из этой кучи за тридцать серебряных монет и проваливай от сюда!
— Но мне не нужен любой… — Илая попробовал возразить.
— Вон! Вон пошел! — заорал на него кудесник, стуча пудовыми кулаками по столу так, что подпрыгивали кружки, щедро разливая багряное вино, и бряцали в шкатулке амулеты.
Илая поднялся из-за стола, разумно решив, что не стоит связываться с нетрезвым разгневанным кудесником, да еще и огромным, как племенной бык. Такой противник прихлопнет Илаю, как муху, и особые способности даханавара не помогут. Он решил, что заглянет к Евстахию позже, когда тот протрезвеет и они смогут поговорить, как деловые люди. Но стоило ему открыть дверь, чтобы выйти, из-за спины донеслось.
— Стой! — гнев в голосе кудесника потух, оставив лишь горькое пепелище. — Вертайся….
Илая закрыл дверь и вернулся за стол, приготовившись внимательно выслушать мужика. Евстахий снова наполнил кружки, молча предлагая выпить. Выпили. Кудесник рванул с шеи волчий клык, оборвав тонкий шнурок. Илая только сейчас заметил, что тот был свит из тонких золотистых волос — человеческих. Накрыв кулон рукой, мужик серьезно спросил:
— Так ты игрок, парень?
Илая уверенно кивнул подтверждая.
— Я не продам тебе этот клык, но ты можешь его у меня выиграть. — Евстахий достал из-за пазухи кости и бросил их в свою опустевшую кружку. — Играем до пяти, у кого выпадет большее число тот и выиграл. Согласен?
— Согласен. — ответил Илая. — Только, чтобы все по-честному.
— Обижаешь. — протянул явно довольный Евстахий. — Что ставишь ты?
— Все, что имею. — честно ответил Илая.
— Ха-ха-ха-ха! Все что имеешь и свою жизнь в придачу против клыка паршивого оборотня? — молнии колдовской силы в глазах кудесника весело и зло сверкали.
— Все что имею и свою жизнь, против этого амулета. — твердо ответил Илая.
— Ты не из робкого десятка, настоящий игрок, не то, что эта деревенская сволочь, которая боится проиграть даже вонючую медную полушку! Мне это нравится, приятно будет тебя убить. Не волнуйся, твоя смерть не будет напрасной, из твоей черепушки выйдет пара-тройка отличных костяных амулетов. На удачу! — и он опять раскатисто захохотал. — Что скажешь?
— Скажу, давай уже начнем.
И они начали.
6
Дубовый стол, с потемневшей и влажной от пролитого вина столешницей, был пуст. Бутылки и шкатулка отправились под лавку. Прежде комнату освещала лишь едва тлеющая лучина, теперь хозяин дома принес тяжелый серебряный канделябр на пять свечей. Водрузив на стол это помпезное и жутко дорогое чудовище ювелирного искусства, кудесник криво ухмыльнулся. В его глазах сквозило чувство превосходства над глупым и самонадеянным юнцом, рискнувшим вступить с ним в игру, в которой Евстахий считал себя непревзойденным мастером. Вступить и поставить на кон свою жизнь. Что может быть более безрассудным?!
Илае и самому было страшно, но что-то новое в его теле, уме, душе ярилось, предвкушая подобный бой. Он будто наблюдал себя со стороны и видел себя в двух совершенно разных ипостасях. Вот он простой деревенский парень, зашедший слишком далеко в своей неутомимой жажде приключений, и этому парню было так страшно, так страшно…. И вот он же, но другой. Рвущийся в драку бойцовый пес, почувствовавший запах крови соперника. Машина для убийств не привыкшая отступать перед какой бы то ни было преградой. Холодное расчетливое пламя, готовое пожрать на своем пути целый мир, если тот не готов преклонить перед ним колени и голову. Пальцы на ногах Илаи будто заледенели, он чувствовал напряжение в мышцах, напряжение в паху, чувствовал, как ровно и четко бьется его сердце, исправно перекачивая кровь. Все пять чувств его обострились, мысли стали простыми и понятными. Он был готов к игре, как к бою. Страх отступил.