— Дитя, — нежно позвал Шут, — подойди ко мне.
Внучка посмотрела на бабушку, и та кивнула ей, что бы та выполнила просьбу Шута. Девочка послушно подошла. Шут вынул из руки Марты-Агнессы нож, которым та бойко орудовала прежде, срезая с пояса Сибрис кошелек, и протянул малышке.
— Вот возьми это, а я пока подержу твоего ушастого друга. Ты же разрешишь мне его подержать?
Девочка посмотрела огромными ясными глазами сначала на игрушку, потом на протянутый костяной рукоятью к ней широкий нож и кивнула. Шут бережно взял игрушку на руки, Илае показалось, что улыбка его маски стала еще шире. Он удовлетворенно кивнул, потом взял разбойницу за правую руку и потянул ее на себя, опуская ладонью на стол. На указательном пальце женщины блеснуло кольцо. Шут повернувшись к Илае произнес:
— Эти двое — он кивнул на лежащего у стола Диего, — не единственные, кто прячется в доме, на втором этаже притаилось еще пятеро головорезов, так что послушай моего совета и не рискуй! Сейчас я верну реку времени в её привычное русло и у тебя будет не более пары минут, так что не мешкай. Забирай свою девчонку и убирайтесь отсюда, как можно скорее. Уходите из города сегодня же ночью, не останавливайтесь пока не достигнете гор.
Шут вновь повернулся к девочку которую назвал Голос и сказал:
— Дорогая, научи, пожалуйста, нашего друга Слову.
Девочка радостно улыбнулась, будто только и ждала что ее об этом попросят.
— МАЙЯ! — звонко выкрикнуло дитя и вонзило нож прямо в кисть разбойницы. Лезвие глубоко вошло, рассекая плоть и дерево, намертво пригвождая ее к поверхности стола.
Трое ночных посетителей исчезли, будто морок.
Брызнула горячая алая кровь, размораживая застывшее время. Илая вновь стал един со своим телом, он встряхнул головой отгоняя остатки наваждения и тут же вскочил из-за стола. Сибрис только начала приходить в себя она приподняла голову над столом, взирая на окружающий мир осоловелыми затуманенными от яда глазами, и ее тут же вытошнило густой и зеленой от желчи рвотой.
Расторможенная Агнесса-Марта дернулась, и жутко закричала. Она увидела, что стало с ее рукой. На полу барахтался и кряхтел, пытаясь подняться на ноги, ее подельник. Над головой Илаи, послышался шум опрокидываемой мебели и спешный топот пяти пар ног. Со второго этажа на помощь своей атаманше спешили головорезы.
Илая стремительно перемахнул через стол, громко выкрикнув:
— Сибрис, уходим!
Он подхватил девушку, все еще плохо соображающую, что происходит, и бросился к двери, крепко прижимая подругу к себе. Они вывалились во двор. Илая лихорадочно шарил глазами вокруг, чувствуя спиной и затылком близость неприятеля. Их лошади и весь их скарб, были теперь не доступны, но к счастью под деревом росшем на углу дома, скрытый густой тенью, был привязан вороной жеребец, которого Илая не приметил там раньше. Юноша кинулся к нему. Ухватившись за луку седла, Илая взлетел коню на спину, помог Сибрис забраться позади себя и направил коня к воротам. Это было очень вовремя, потому как за его спиной раздался грохот срываемой с петель двери. Это спустившиеся и увидевшие, что стало с их атаманшей, бандиты ринулись вслед за ускользающей жертвой.
Возле самых ворот Илая поднял жеребца на дыбы, больно ударив его пятками по бокам. Илая заставил животное сильным ударом передних копыт сломать запор на воротах. Вылетев на безлюдную, тонущую в предрассветном мраке улицу, Илая погнал коня в бешеном галопе по затихшему городу. Сзади вслед ему неслись гневные окрики и грязная брань, неудавшейся погони. Мимо плеча даже пару раз просвистели пущенные вслед беглецам стрелы.
Мимо пролетали спящие дома горожан с подслеповатыми темнеющими окошками и низко нависшими замшелыми черепичными крышами. Тенты из ткани в полоску над широкими окнами закрытых лавок, вывески над укрепленными железными полосами дверями, мелькали по обе стороны улиц, по которым несся крупный черный жеребец. Тут молот и наковальня — обитель кузнеца, напротив в двадцати шагах ножницы и нитки — лавка портного, а там дальше ступка пестик и зеленый лист — там живет травник-аптекарь. Возле стен бочки: пустые и наполненные дождевой водой. Мостовую покрывает мелкий сор ярких конфетти и осколки разбитых бутылок из под вина — последствия бурного праздника захватившего город накануне. Вот одинокое колесо от телеги, а вот и она сама — старая и скособоченная, будто давным-давно стоит под этим дощатым навесом, дожидаясь хозяина. В подворотнях высятся горы хлама и какие-то ящики составленные один на другой, покрытые обрывками грязной дерюги. Звенящую тишину разрывает только стук копыт. Они так и не встретили ни одного человека на улице, ни одной бродячей собаки или хотя бы кошки, на худой конец, крысы! Город Тариза будто бы вымер.
Илая не знал куда несет его разгоряченный жеребец. Пролетая мимо колодца, стоящего на скрещении трех улиц он почувствовал, как руки Сибрис обнимающие его за талию начали соскальзывать. Ослабевшая от яда, девушка заваливалась кренясь на бок. Она могла упасть с коня и разбиться. Илая придержал подругу от рокового падения и остановил скакуна. Он спешился, привязав коня к колодезному журавлю и помог Сибрис спуститься. Её снова вырвало. Илая усадил подругу на холодный камень мостовой, спиной прислонив ее к стенке колодца. Вытащив ведро с водой, Илая стал поить ею Сибрис, обилие воды помогло прочистить желудок девушки. Сибрис вырвало еще несколько раз и ей заметно полегчало. Даже при скудном свете ночного светила стало видно, как с лица девушки уходит желто-зеленый нездоровый оттенок. Глаза ее прояснились и взгляд стал более осмысленным.
— Спасибо! — прохрипела Сибрис, желчь обожгла ей горло и теперь ей было тяжело говорить.
— Я уж боялся тебе конец, подруга. — с облегчением произнес Илая.
Он влажным платком отирал Сибрис испачканое лицо и одежду. Куртка на девушке и тонкая исподняя рубаха под ней были распороты грабительницей, которая искала припрятанные под одеждой у девушки ценности. Разрез оголил крепкую маленькую грудь Сибрис с тугой вишенкой розового соска и ее упругий живот, на котором вился тонкой белой нитью старый шрам. Илая стараясь привести подругу в порядок, сначала даже не обратил внимания как глубоко его рука с влажным платком проникла под испорченную одежду. Осознав, что его ладонь находится прямо под правой грудью девушки Илая смутился и отдернул руку. на него накатила волна жара, а лицо и шея покраснели, как маков цвет.
— П-п-прости. — пробормотав он заикаясь от смущения. — Это не то, что ты подумала, просто я хотел…
Сибрис положила свою прохладную подрагивающую ладонь ему на плечо.
— Не волнуйся, ты сделал все правильно. Я знаю, что ты просто хотел мне помочь и мне уже правда намного лучше. Спасибо, что спас мне жизнь. — прошептала она и притянула его к себе, ласково поцеловав в щеку. Потом стянула на груди порванную одежду, пытаясь придать себе хоть немного приличный вид и спросила, будто ничего не произошло:
— У тебя есть булавка или что-либо в этом роде?
Илая не мог говорить, после нежного прикосновения девичьих губ к его горящей от стыда щеке, сперло дыхание и пересохло во рту, поэтому он просто кивнул и, отстегнув бронзовую фибулу для плаща с плеча своей куртки. Молча он протянул ее Сибрис. Девушка туго сколола расходящиеся края одежды прямо под грудью, от чего стиснула ее еще больше, чем прежде, заставив появиться в разрезе два соблазнительных белых холма. Смотреть на подобное у Илаи не было сил, он уже и так чувствовал, что кожаные штаны на нем определенно слишком узкие. Злясь на себя, он поднялся и начал отвязывать коня — пора было выбираться из этого города. Сибрис тоже поднялась на ноги поправляя свою одежду.
— Прости меня, Илая, это я виновата. Я совсем не заметила подвоха, в этом предложении о ночлеге. Мне стоило догадаться, как только мы увидели этот дом…
— Не вини себя, Сибрис, возможно, по другому и быть не могло.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивилась она.
Илая рассказал ей все, что произошло в том доме: и про яд, и про странную троицу, и про непонятное пророчество. Когда Сибрис садилась на коня, Илая попросил ее сесть спереди. Объяснил это тем, что так точно не позволит ей упасть. Настоящей причиной этой просьбы было то, что знание того, как ее почти обнаженная грудь будет прижиматься к его спине, не позволит Илае мыслить рассудительно. Илая был обескуражен, ведь еще несколько часов назад, наблюдая за почти голой актрисой на площадной сцене, он не испытывал таких бурных чувств. И этот поцелуй, юноше казалось. что он все еще чувствует его тепло на своей щеке…