— Все можно устроить, — промурлыкал Нагон. — Предположим, исанские войска находятся где-то. Предположим, затем франки входят на территорию города я поселяются там. Военным действием это не будет, а как исанцы затеют драку? Не будет разрешения Рима, но официально Рим ничего и не узнает. К тому времени, когда эти события уже не смогут оставаться незамеченными, Граллон уже погибнет. Новый король Иса обнаружит, что имперские авторитеты вполне готовы простить любые нарушения их законодательства, в обмен на уплату, которую легко можно будет осуществить из римской казны. Затем он станет как-то приподнимать бремя, возложенное на вас, его народ, Граллоном. Он станет героем. Как и те, что погибли, готовя для него путь. Слава их не увянет.
Пока он говорил, Федерих начал трястись и задыхаться. Наконец, франк пролаял:
— Каким образом это случится?
— Об этом мы еще поговорим, — сказал Нагон. — Пойми, пожалуйста, мой господин, новому королю не придется стать жертвенным животным. Его целью станет там все поменять, мир за мир, пока в результате он не сумеет передать город в наследство Риму, как было, я слышал, с королевством Пергама. Римляне будут спокойно его направлять. Подумай, девять прелестных жен, и сам легендарный город! В результате Ис будет христианским, но тот король, о котором мы говорим, не может быть верующим, ему нужно руководить обрядами. О, франкский воин будет префектом. Он станет знаком, предзнаменующим будущее Галлии.
Федерих смотрел пристально и слушал внимательно.
Однажды вечером незадолго до летнего солнцестояния над океаном зажегся редкой красоты закат. На чистой синеве, медленно сгущавшейся до багрового, бесконечно сияли розовым и золотым, со всеми промежуточными оттенками, облака. Воды спокойно дышали, возвращая небесам эти изменчивые цвета.
Всякий раз, когда казалось, что великолепие вот-вот сольется с ночью, уже выводящей первые восточные звезды, огненная красота снова вырывалась на свободу. Во всем Исе восторженный народ карабкался на стены; их тихий удивленный шепот походил на шум моря.
Одним из них был Руфиний. Он мог наблюдать за закатом с Поляриса, но не так отчетливо. По пути он стукнул в дверь к Томмалтаху, занимавшему комнаты этажом ниже. Вместе они поспешили к верфи и поднялись по находившейся там лестнице. Будучи важными людьми, они могли пройти мимо охраны в башню Ворон, прочь от толпы, туда, где находились военные орудия. Так поступили лишь несколько суффетов и дам. Эти парочки и одиночки держались сильно в стороне, жаждущие только того чуда, что было перед ними. Двое товарищей на некотором расстоянии разглядели королев Бодилис и Тамбилис, но не отважились поздороваться.
Наконец, великолепие истлело совсем. Люди ощутили прохладу на улице и начали спускаться, пока светло. Над холмами суши дрожало вес больше и больше звезд. Западные холмы затуманились.
— Ах, это был знак свыше, и спасибо, что ты мне его послал, — сказал Томмалтах. — Пламя Маг Мелла — хотя может быть, то, что мы мельком увидали, может исходить от кого-то, кто выше богов.
Руфиний рассмеялся.
— Ты слишком серьезен для юноши, — ответил он. — Пойдем выпьем и придем в себя, будем снова самими собой.
Взгляд Томмалтаха вперился в сгущающиеся сумерки.
— Была ли здесь принцесса Дахут? Надеюсь, что да.
Когда они спускались с башни, из ее двери вышло несколько человек. Поверх одежды на них были ризы. Было еще не слишком темно, чтобы не различить черты Кинана, Верики, Маклавия, нескольких исанцев — и впереди короля Грациллония, отца митраистского братства.
Руфиний и Томмалтах дотронулись руками до лбов.
— Здравствуйте, господин.
Грациллоний отозвался.
Из черноты растрепанной бороды сверкнули зубы Руфиния.
— Жаль, что это был день службы, — заметил он. — Несомненно он таким и был, потому что верующий произнесет молитву с наступлением ночи, где бы он ни оказался. — Пока вы под землей молились Солнцу, оно предоставило нам самое необыкновенное зрелище.
— Это мы беседовали с Митрой, — напомнил ему Грациллоний. — И его свет сиял в наши души. — В нем еще чувствовался некий восторг. — Мой друг, если б вы только послушали меня…
Руфиний склонил голову. В его интонации звучала боль.
— Нет, не стану я разыгрывать фальшь… перед вами. Никогда мне не быть причастником вашей веры.
— Ты и раньше мне это говорил, но не говорил, почему.
— Никогда.
Томмалтах задрожал.
— Но, сэр! — вырвалось у него, — я постараюсь понять.
Грациллоний пристально разглядывал его, насколько позволял тусклый свет.
— Подумай хорошенько, — произнес он, — с верой не шутят.
— Я и не собираюсь. — Голос Томмалтаха утратил обычное самодовольство. — То, что я наблюдал, — о, это великолепней всего. С тех пор как я приехал в Ис и узнал: вас, город, мир за ним — было достаточно времени, чтобы понять, что я ничего не знаю, — боги Эриу далеко, и они кажутся такими маленькими.
— Не осмеивай их. Однако, — Грациллоний улыбнулся, он подался вперед, чтобы пожать скотту руку, — конечно же, мы поговорим, ты и я, и если ты со всей искренностью поверишь, что Митра — это Бог, что ж, я сам обращу тебя к его тайнам, — сказал отец Дахут.
Глава шестая
Воздух после дождя стал влажным. Когда солнце заходило, облака окрасились в алый цвет, но вряд ли до рассвета станет прохладней. Грациллоний был почти рад войти с улицы в дом Малдунилис.
Зиза, дочь от нее, впустила его с небрежным: «Привет». В этом году девушке пришло Приглашение, но для нее этот этап жизни ознаменовался замкнутостью, возможно, оттого, что она располнела и у нее выступили прыщи.
— Как прошел день? — заставил он себя спросить. Она скривилась и пожала плечами.
— День в храме. Ты опоздал. Слуги пытаются спасти ужин от гибели.
— У меня были свои дела, — отрезал он. До того, как король успел упрекнуть дочь за дерзость, в атрий вошла Малдунилис. Это было как нельзя кстати. Грациллоний прошел вперед, чтобы ее встретить и соединить в приветствии руки.
Королева внимательно на него посмотрела.
— Опять гроза на твоем лице, — сказала она. — Что плохого случилось за это время?
Он бросил на нее пронзительный взгляд. С годами она прибавила в весе, хотя ее телосложение было крупным настолько, что ее нельзя было назвать тучной. Черты лица королевы по-прежнему оставались привлекательными в своих тяжелых формах, а волосы все еще сверкали рыжевато-каштановым. Прическа была в беспорядке; точно так же, как и одежда на ней. Он уже привык к этому. Еще он привык к тому, что она мало интересовалась как гражданскими делами, так и любыми другими; она пассивно соглашалась с теми решениями, которые принимали ее сестры.
— Сейчас нет необходимости тебя беспокоить, — ответил он, как и раньше. — Вскоре услышишь.
Если бы это были Бодилис, Ланарвилис, Виндилис, с которыми можно посоветоваться; Форсквилис, Тамбилис, заряжающие энергией; Иннилис, даже Гвилвилис, воспитывавшие своим спокойствием. Но сегодня вечером была очередь Малдунилис. Что ж, у нее были свои права, и, хотя она была человеком недалеким, мужчина должен нести свою ношу не скуля.
Она кивнула.
— Входи, — сказала она. — Еда ждет.
Она, или скорее всего ее кухарка, содержали превосходный стол. Этим вечером Грациллоний едва ли заметил, что было перед ним, за исключением вина. Его он наливал щедро. Малдунилис щебетала за двоих; это тоже было обычно для их супружеской жизни.
— Затем, Давона — ты знаешь Давону? Эта белокурая жрица, которая припомнила свои клятвы после того, как стала вдовой два года назад, но поверь мне, она — охотящаяся за мужьями потаскушка — заявила мне, что наперстянка хранилась слишком долго и утратила свое действие, вот почему несчастный, которого мы приютили, умер, но я знаю, что она хочет быть среди сборщиков, которые пойдут освящать траву, потому что с ними пойдут симпатичные молодые моряки… Граллон, почему ты такой хмурый?