— Что за спешка в такой чудесный день?
— Грациллоний возвращается, — отозвался тот и поскакал вниз с холма.
Томмалтах кивнул. Он должен был помнить, кто сопровождал в Аквилон отца Дахут. Им нравилось должным образом встречать своего короля Иса.
Он прищурился. Проводив взглядом всадника, он неожиданно увидел бегущего человека. Женщина, судя по быстроте, молодая, стройная и грациозная. У лодыжек легко порхала белая рубашка, на плечах голубой плащ, так же быстро, как и поспешно, она бежала с ветром, левой рукой придерживая у шеи накидку, так что капюшон не мог упасть назад, а, напротив, прикрывал. Когда приблизился и проехал мимо Гвентий, она опустила голову; ее лицо укрылось от его любопытного взгляда.
Озадаченный Томмалтах провел рукой по волосам. Женщина была на Аквилонской дороге. Он решил подождать, когда она к нему подойдет. Может, ей нужна мужская помощь, и она хорошенькая.
Она приблизилась, остановилась, стащила капюшон. У нее на косах горело солнце. Юноша выронил копье.
Дахут улыбалась. На светлой коже, слегка тронутой румянцем, поблескивал влажный след. Она дышала глубоко, но спокойно.
— Что же, Томмалтах, — сказала она, — неужели ты так и уедешь, не попрощавшись с друзьями?
— Моя госпожа — Сердце и легкие трепетали как раз у него. — Конечно, я бы так не поступил. Но я не имел представления… Чем могу вам служить?
— Пойдем прогуляемся, а то народ внизу нас заметит и будет таращить глаза, — засмеялась она.
— Он растерянно подобрал копье. Дахут взяла его за свободную руку. Они зашагали вниз посередине дороги. Ис скрылся из глаз. Мир словно принадлежал им, им и ветру, да паре соколов, кружащих над ними.
— Ты затеял одно из своих долгих путешествий? — спросила девушка.
Он сглотнул и кивнул.
— Этого я и боялась, когда увидела, как ты проходишь мимо в такой одежде, — сказала она. — То ли по чистой случайности, то ли по воле какого-то доброго бога. Я вышла за конем, чтобы совершить одинокую прогулку на несколько часов. Но потом вместо этого я накинула капюшон и пошла пешком как безвестная девочка. Пусть поломают голову те, кто видел, как я помчалась. — Она прижала к своему боку его руку. — Наверняка они думают, везет этому негодяю Томмалтаху, раз его преследует женщина.
У него горело лицо. Он пристально смотрел вперед.
— Хорошо, что я решил подождать, госпожа, — вырвалось у него.
— О, думаю, я смогла бы тебя догнать, ноги длинные. Видишь, я решилась. Внезапно мои полумысли вырвались наружу полной мыслью.
— Чт-то это?
— Ты в самом деле собирался пропустить Охотничью Луну?
— О, Самайн. Ну, не то что бы собирался , госпожа. Просто получается, что в Исе нет обрядов, в которых я, как дома, мог бы принять участие, и мне казалось, что это хорошее время для путешествия, прежде чем дни не стали короткими и сырыми. Я бы нашел, под чьей крышей скоротать вечер.
— И ты не знаешь о нашем празднике этой ночью? Это самая сумасшедшая и веселая пирушка за весь год.
Томмалтах нахмурился.
— Мне рассказывали, — медленно ответил он.
— И ты туда не пойдешь, такой веселый молодой человек как ты?
Некоторое время он шел молча.
— Отчего это? Почему? — настаивала Дахут.
Томмалтах собрал всю свою смелость. Он высвободился, остановился, оперся на копье, крепко держа его обеими руками.
— Это самая худшая из ночей за границей, — заявил он. — Двери между мирами распахиваются настежь. Всевозможные странные существа свободно разгуливают, потусторонние обитатели, Небесный Конь. Огненные Псы, привидения, оборотни, злые ведьмы, мстительные мертвецы. Закон отступает, и землей правят черные колдовские правила. Вот следующие день и ночь веселые, когда вновь уходит злоба и год переходит от Богини к Рогатому.
Дахут приподняла брови.
— О, ты конечно оставил привидений позади, — сказала она. — Ты, кто путешествовал. Встречался с образованными людьми, жил последние месяцы и даже зимовал в Исе. Почему, ведь ты же поклоняешься Митре?
— Это не означает, что человек не может или не должен оказывать уважение богам своих отцов и старым обычаям, — невесело ответил Томмалтах.
В ее голосе прозвучал оттенок легчайшего презрения:
— Я слышала, в этот вечер некоторые скоттские племена приносят человеческую жертву, дабы утолить демонов. В твои планы это входит?
— Нет! — он стоял в ошеломлении, осознав собственное негодование.
Дахут задрожала от смеха, подошла ближе, положила свои руки на его и посмотрела на него вверх.
— Ну тогда поменяй и остальные. В Исе это время лишь возможность попраздновать, и так было веками. Пока процветает Ис, в нем нет привидений.
— Сейчас я в этом не так уверен, как тогда, когда приехал сюда впервые… Но простите, молю прощения у госпожи за свои необдуманные слова.
Она вся засветилась, у нее на подбородке появились ямочки.
— А ты шутить умеешь. Я тебя прощаю при условии, что ты вернешься и проведешь со мной ночь.
Все, что он мог, это разинуть рот.
— Ты точно не боишься, правда? — сомневалась она.
— Нет! — он яростно замотал головой. Дахут затосковала.
— Послушай, Томмалтах. Пожалей меня. Ты ведь знаешь, как разбита в последнее время моя жизнь. Конечно, знать не можешь, но наверно догадываешься. Я, молодая, счастливая, полная надежд, словно в западне, и одна между мирами, как будто бездомный фантом. Что я буду делать? Что я в силах сделать? Что со мной станет? Или с Исом, городом, где король пренебрегает богами? — Она высвободилась от него, стояла, сжав на груди кулаки, и смело продолжала: — Но я себя оплакивать не намерена. Более того, готова порадоваться еще разок, пусть он даже будет в моей жизни последним. Почему я должна сидеть и плакать одна у себя дома, в то время как весь Ис будет кутить?
— О, моя госпожа. — Его голос дрожал от боли. Дахут поморгала, смахнув слезы с глаз, и снова улыбнулась, и пока она говорила, улыбка становилась озорной.
— И впредь петь, танцевать, пировать, пока не уйдет ночь, это меня подбодрит, это будет моей вестью судьбе о том, что я еще не сломалась. Как знать? Это может вернуть мне удачу. Боги любят смелых. Я слышала, что скоттские воины часто целуют наконечники копий перед битвой и идут в нее, смеясь. Тогда ты меня должен понять. — (Он кивнул не в силах от удивления сказать ни слова.) — Теперь я не могу открыто творить шалости. Даже будучи весталкой, я должна была вести себя осторожно. Как одна из тех, кто называет себя королевой, я должна присутствовать на официальном банкете галликен, но могу слезно отпроситься. Чего я хочу, так это выйти в маске, неузнаваемой, и смешаться с толпой. И для развлечения, и для безопасности мне нужен сопровождающий, молодой человек, который потом сохранит мой секрет. В этом я не могу доверять в Исе любому, но тебе, Томмалтах, тебе я доверяю полностью. Ты будешь моим спутником сегодня вечером?
— Госпожа, — проворчал он. — Я бы за вас умер.
— О, в этом нет необходимости. Спасибо, милый дорогой Томмалтах, спасибо тебе!
— Это я вас должен благодарить…
— К тому же ты так красив и привлекателен! — Дахут кинулась в пляс, прямо там, на большой дороге, воздев руки к солнцу. Она пела. А он стоял и изумленно смотрел. Наконец она снова взяла его за руку и направилась вперед по дороге.
— Нам лучше скорее отправиться в обратный путь, по отдельности, — сказала она. — Но этот маленький отрезок времени принадлежит нам, как и вся ночь, до восхода луны.
Он понемногу очнулся, и они беспечно болтали о своих планах.
Их прервал шум, стук копыт, доносившийся издалека. Они встали на обочине дороги, и Дахут закрыла лицо капюшоном. Мимо пронеслась всадница. Проезжая, она едва взглянула на них, может быть не узнав даже мужчину. Они ее знали, тонкие черты, распущенные в беспорядке светло-каштановые волосы, высокое тело, что созрело, и годы и двое детей не сделали неповоротливым, — наспех одетая, не позаботившись о внешности, а ее жеребец, несомненно, был в такой же спешке взят на прокатной конюшне у промышленных… Она пронеслась дальше по дороге.