— Я спрашиваю: что здесь происходит? Что вы устроили? Вы вообще понимаете, где находитесь?! Вы!.. — его словарный запас иссяк, когда ужасно довольный собой Гилберт спрыгнул со стола.
— А вот и наш зануда-завуч! — рассмеялся Гил, непозволительно близко подбираясь к Родериху и обдавая его запахом алкоголя. — Ну празднуем мы, и что? Накажешь?
— Д-д-да что ты себе позволяешь? — выдохнул Эдельштайн, отступая в коридор.
— А вот и эпичный финал, — рассмеялся Иван, потирая руки.
Ван с любопытством привстал из-за стола, чтобы лучше видеть происходящее, и не он один — все поднялись со своих мест. Не то чтобы они не любили Эдельштайна, нет, он был неплохим парнем, и все с ним ладили, но отыграться на его консервативности, скованности, идеальности… почему нет? За все его придирки и замечания, которых за неделю скопилось невозможно много.
Гилберт уже успел вжать Родериха в стену напротив, руками стиснув его за плечи. Эдельштайн пожалел, что в очередной раз зашел проверить, почему в учительской горит свет. Но он всегда проверял — и всегда знал, что за этим последует.
— Ну, так что? Уже передумал истерику устраивать? — Байльшмидт медленно проговаривал каждое слово прямо Родериху в ухо.
Яо невольно стало не по себе. Если бы с ним поступили так же, он мог и истерику закатить. Со всеми вытекающими — слезами, соплями и сорванным голосом. У него даже мелькнула мысль, что Родериху это все нравится, пока он не заметил слабые трепыхания в тисках Гилбертовых рук — жалкие попытки Родериха вырваться на свободу.
— Уговорил, — прошипел Эдельштайн. — А теперь, пожалуйста, отпусти меня и проваливай к себе!
— Еще бы, это же я! — Гил самодовольно задрал нос. — Но я никуда не пойду. Мы еще не закончили!
— Как вам не стыдно заниматься подобным в школе? — Родерих зло посмотрел в красные глаза Гилберта. — Совесть у вас есть?
— Знаешь, — Гил загадочно ухмыльнулся, на что Родерих только закатил глаза — очередное дурацкое пари, условия которого он и не подумает выполнять. — Мы уйдем, если ты… — Байльшмидт понизил голос и горячо зашептал Родериху на ухо, — …поможешь мне с уборкой и сделаешь вид, что я сказал что-то очень пошлое.
Родерих и сам не заметил, как лицо опалило жаром — ну что за идиот?
— Ни за что! — выдохнул он, чувствуя, как румянец опаляет щеки.
— Тогда нам придется остаться здесь и дебоширить до утра, — с наигранным сожалением сообщил Байльшмидт. — Не можешь же ты обречь свой стол на такое, правда?
— А на то, что ты предлагаешь, значит, могу?! — Гилберт рассмеялся, похлопав Родериха по плечу.
— Значит, мы договорились, — подмигнул он. — Расходимся, ребят, не будем смущать Родериха.
Учителя медленно выползали из кабинета, не забывая захватить остатки выпивки и закусок. Последним выходил Иван, и взгляд, брошенный им на Гилберта, яснее всяких слов говорил о том, как великолепен он был сегодня. Оставшись вдвоем, Гил и Родерих, переглянувшись, рассмеялись.
— И за что ты так со мной? — вздохнул Эдельштайн. — Я женатый человек, не такой уж строгий завуч, и знакомы давным-давно.
— Скажи, что тебе не нравится, — Гил растрепал Родериху волосы на голове. — Все же понимают, что это просто шутка, — тот только вздохнул. — Тем более ты же почему-то всегда приходишь, верно?
Алкоголь надолго в нем не задерживался — Гилберт удивительно быстро трезвел. Вдвоем с Родерихом они быстро протерли столы, смели мусор в урну, бутылки и пакетики из-под закусок уложили в пакеты. Когда с уборкой было покончено, Гил подхватил мусор, а Родерих выключил свет и запер все на ключ. А потом они вместе шли от школы до общежития, перебрасываясь колкостями, как в старые добрые времена, и Родерих подумал, что, возможно, именно поэтому и продолжает приходить, несмотря ни на что.
***
Яо прокрался в класс, стараясь стать как можно незаметнее. Вчера он спал почти до самого вечера, а потом полночи разбирал бумаги и готовился к занятию. Выходные оказались что надо — он смутно помнил произошедшее, но вот устрашающий образ Ивана, до сих пор заставлявший ноги Вана подгибаться, отпечатался там даже слишком ярко. Да и Гилберт, поведение которого и так не поддавалось логическому объяснению, вел себя слишком пошло. А Родерих? Как будто получал своеобразное удовольствие от того, как с ним обращались. Определенно, странные выдались выходные…
Первым у Вана Яо был второй «А» класс, что еще сильнее заставляло его тревожиться. А дело было всего в паре глаз, ненавидяще, но беспрестанно, следящих за каждым его шагом. Кику Хонда. Хоть Яо и извинился, хоть у него и было довольно уверенное оправдание, тот прощать его не желал и ненавидел, кажется, со всей страстью и искренностью.
Все-таки одно дело — вести урок, когда в рот тебе смотрят из-за интереса к материалу, и совсем другое — когда пытаются испепелить взглядом. И все бы ничего, если бы Яо нормально поспал, настроился на занятия, вместо того, чтобы спешно просматривать учебники, делая редкие пометки, да опаздывать. Он бы тогда просто игнорировал этот напряженный уничтожающий взгляд, как делал это раньше. Но сейчас… Сейчас это было выше его сил.
Кику Хонда был собой доволен. Он не был мстительным парнем и не хотел сорвать урок, но вид постоянно теряющегося и путающегося в словах Яо его искренне забавлял. Такой результат детально продуманного плана, который он вынашивал не первый год, доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие.
После урока к Кику подошел его одноклассник, Артур Керкленд. Раньше они мало общались, но после того, как их определили в один класс, разделив со старыми друзьями, эти двое сблизились. Артур не любил много болтать попусту, пил только чай и крепкий алкоголь, а еще у него уже был парень, так что Кику мог быть спокоен за свою неприкосновенность.
— Мне кажется, вчера у учителя Яо было боевое крещение, ты слышал, как он запинался? — Керкленд сладко улыбнулся. — Интересно, что Гилберт ему устроил?
— Да без разницы, — Хонда равнодушно пожал плечами. — Лишь бы на экзаменах его рассеянность нас не подвела.
— По-моему, ты переигрываешь, — Артур приподнял бровь, испытующе глядя на Кику, и тот при этих словах едва заметно покраснел.
Они оба ходили в драмкружок, и Артур, в отличие от Кику, занимался театром задолго до поступления в «Кагами», так что мог отличить пусть и очень натурально сыгранную ложь от правды.
— Может быть, — Хонда отвернулся к окну, показывая, что крайне оскорблен таким недоверием.
Сейчас, после слов Артура, он и сам задумался о том, что могло послужить причиной такого поведения всегда собранного и готового к работе учителя. Одним только ненавидящим взглядом его, Кику, тут явно не обошлось. Но неужели учителя и правда решились снова устроить шоу для новичка?
— Ладно, скоро урок начнется, не скучай, — Артур встал, собираясь вернуться на место, но потом обернулся. — Франц сегодня костюмы готовит, так что давай пообедаем вместе?
— Хорошо, — Кику кивнул.
***
— Надеюсь, ты не возражаешь, если Геракл к нам присоединится?
Как и договаривались, они отправились на обед вместе, но в холле Кику остановился, как ни в чем не бывало задав этот вопрос. Артур нахмурился, но кивнул и остановился, так же как и Кику ожидая появления Геракла.
— Эй, смотри-ка! — он неожиданно указал на доску объявлений.
— «Клуб кендо приглашает всех желающих…», — друзья подошли ближе. — Волейбол, баскетбол, бейсбол, легкая атлетика… Спортивные клубы объединились и закончили подготовку раньше всех!
— Поверить не могу! Кику…
— Да, знаю. Теперь и остальные клубы повесят свои плакаты, а у нас…
— Ничего не готово! — хором закончили они, с ужасом и ненавистью глядя на плакат спортивных клубов, возле которого уже столпилась немаленькая группа первокурсников.
— Что за шум? — меланхолично поинтересовался Геракл, остановившись за спинами Артура и Кику.
— Сам посмотри, — огрызнулся Артур, недовольно глядя него, как будто это Геракл был виноват в случившемся.
— Значит, нужно ускориться, — пожал плечами тот. — Если уложимся в неделю, останется много свободных первокурсников.
— Как ты это себе представляешь?! — вспылил Артур. — Мы и так едва впихнули график в три недели. В конце концов, даже Феличиано не сможет нарисовать все так быстро!