— Наконец-то я нашла вас! — всхлипнув, прошептала она.
Мэттью рядом с ним улыбнулся и похлопал Альфреда по плечу. Джонс обернулся и заметил, что остальные, развернувшись, осторожно отступают, оставляя Баша разбираться с Эрикой в одиночестве. Их миссия здесь была выполнена.
***
Когда все разошлись, Эмма подхватила Франциска под руку и повела за собой — наружу, туда, где ветер уносил все плохие мысли и освежал чувства. Остановившись на крыльце, она вдохнула полной грудью и протянула Бонфуа перевязанную алой лентой коробку с шоколадом.
— По японской традиции, — улыбнулась она.
Франциск принял подарок и посмотрел на Эм, хитро прищурившись. В его жемчужно-голубых глазах плясали озорные огоньки, а на глубине плескалась плохо скрытая нежность.
— По французской традиции, — произнес он, перед тем как увлечь Эмму в долгий головокружительный поцелуй.
Они оторвались друг от друга только в отеле, и когда де Вард хотела уйти, как сделала это в прошлый раз, Франциск перехватил ее поперек талии и, уронив обратно на кровать, прижал к себе. Эмма даже не стала вырываться и строить из себя недотрогу — играть с Франциском она могла хоть всю ночь.
***
Альфред не собирался идти к Артуру, но Мэтт бросал на него уж слишком красноречивые взгляды, так что ничего больше ему и не оставалось. Керкленд даже не стал ничего спрашивать — после случая с Эрикой он казался умиротворенным и спокойным, и Альфред надеялся, что это поможет ему провести разговор с как можно меньшими потерями. Он заговорил, едва за ними закрылась дверь.
— Мы должны обсудить кое-что важное сегодня, — сказал он, чувствуя, как от волнения потеют ладошки. — Ты, возможно, захочешь ударить меня или выгнать, но, пожалуйста, сначала выслушай до конца, ладно?
— Пошли, — Артур за руку потянул Альфреда в свою комнату и, прикрыв дверь, круто развернулся к нему.
В зеленых глазах горели золотистые огоньки.
— Я готовил длинную речь, но сейчас все слова вылетели у меня из головы, так что, надеюсь, я смогу ничего не испортить, — улыбнувшись, начал Ал. — Когда ты так близко, мне кажется, я способен на все. Я очень хочу прикоснуться к тебе, обнять тебя. Я хочу снова трогать тебя, гладить, хочу, чтобы ты стонал и выгибался. Мне безумно понравилось тогда, Артур, — он прикусил губу и постарался отвести взгляд, но Артур смотрел, не отрываясь и не моргая. — Встречаться с тобой было настолько потрясающе, что я часто думаю, будто не заслужил такого счастья. Я бы все отдал, лишь бы ты снова был рядом. Ты сводишь меня с ума. Мое сердце колотится как сумасшедшее, и говорить хочется все меньше, потому что я не могу прекратить смотреть на твои губы, — Альфред невольно облизнулся. — Я не могу оставить в прошлом наши отношения и свои чувства к тебе. Я знаю, что ты не можешь пока простить меня, знаю, что тебе нужно время, чтобы все обдумать, но я больше не могу ждать. Давай снова будем вместе, Артур, — сердце пропустило удар, и Альфред сморгнул слезы. — Пусть это и не продлится вечность, пусть наше будущее в тумане, и я не могу обещать тебе, что все будет светло и радужно всегда. Знаю, это не то, на что ты рассчитывал… Но, может, подаришь мне этот шанс?
Между ними повисла тишина — такая, что Альфред слышал дыхание Артура и чувствовал его на своей коже. Он боялся поднять голову и встретиться со взглядом Керкленда.
— Как же долго ты с этим тянул, — прошептал Артур куда-то ему в шею.
Он сжимал Альфреда в объятиях, и тот, не сдержавшись, ронял слезы на его футболку. А вечером они пили чай с конфетами, которые Альфред так и не смог заставить себя подарить.
***
На следующий же день Альфреда вызвали в кабинет директора. Конечно, Карлос доложил администратору Нольде о поведении одного из учеников, и тому не оставалось ничего другого, кроме как вызвать Альфреда для личного разбирательства. В этот раз из кабинета вышел и сам Гай — поведение Ала его неприятно удивило. Он привык, что Джонс хоть и действовал безрассудно и порой слишком дерзко, при этом никогда не вел себя настолько хамски. Но Альфред честно признался в содеянном, за что получил жесткий разнос от Экхарта — если бы тот отчитывал так Кассия, он бы разревелся, как девчонка.
— Почему ты так поступил, Альфред? — Гай не был бы самим собой, если бы не попытал удачу — и в этот раз она его не подвела.
Ал рассказал про Эрику. Про то, как она долго и упорно трудилась, чтобы переехать в Японию, как заблудилась, не сумев найти нужный дом, и совсем отчаялась, потому что никто не понимал ее акцент. Лишь один человек из всех, к кому она обратилась, протянул ей руку помощи, и этим человеком, ко всеобщему удивлению, оказался Баш Цвингли. Она влюбилась в него с первого взгляда, а он, кажется, поклялся вечно ее защищать. Но пришла пора расставаться, и когда Эрика в следующий раз приехала в Японию — уже окончательно, — ее не пустили даже не территорию, что, конечно, было правильно, но довольно бесчеловечно.
Для уточнения деталей Гай пригласил Баша Цвингли, и тот, благодарно кивнув Альфреду, подтвердил все его слова. Рядом с ним стояла Эрика — маленькая, но настроенная крайне решительно. Она просила у Гая разрешение остаться и работать в «Кагами». Тогда Кассий, конечно, в гневе выгнал всех из кабинета, но потом он опрокинул в себя рюмку коньяка, посидел, ссутулившись, за столом, разглядывая фотографию Моники, а потом решительно вышел к Экхарту.
— Пусть остается, — сказал он.
— Ты ведь понимаешь, к чему это приведет? — сдвинув брови, спросил Нольде.
— Конечно, — отмахнулся Гай. — Совет будет в бешенстве.
— И это тоже, но я о другом.
Экхарт смотрел, легко прищурившись, и от этого его обычно холодные сине-зеленые глаза казались немного теплее.
— Я знаю, Экхарт, но… может, хватит убегать от этого? — растрепав непослушные волосы, отозвался Кассий. — То, что случилось с нами, было давно, и случилось не потому что мы учились вместе с девчонками. Дети всегда будут совершать ошибки, как ни пытайся их уберечь — на то они и дети, — он ласково улыбнулся. — Наша задача — не защитить их от бед, не вести за ручку через все препятствия, а помочь им самим найти верный путь, научить справляться с трудностями собственными силами. Конечно, они будут спотыкаться и падать, набивать шишки и рассаживать колени в кровь, но мы ведь не всегда будем рядом, чтобы опекать их. Да и так ли плохо иногда спотыкаться?
Нольде промолчал, наслаждаясь легкой улыбкой Гая. За все те годы, что они провели вместе, он видел его всяким, но таким, как сейчас — нашедшим внутренний покой, вернувшим веру в светлое будущее — не видел с самого детства. Почему-то Экхарт был уверен, что скоро Гай снова возьмется за кисти, и это согревало лучше любых слов.
========== Действие тринадцатое. Явление V. Любовь и счастье ==========
Явление V
Любовь и счастье
Первый раз кистью по белой бумаге — всегда страшно. На листе только слабые серые штрихи, легкие очертания той картины, что стоит перед глазами, в голове — цвета и объем, большой холст, масло и утренняя дымка, окутавшая нежные лепестки сакуры туманной вуалью. Страх и волнение — это просто привычка, а потому ее легко преодолеть. Акварель ложится мягко, растекается и оставляет полупрозрачные розовые пятна, ей легко и приятно работать, особенно на набросках, где малейшая оплошность не поставит под удар всю работу. Цвета быстро впитываются, смешивается розовый с сиреневым, робкая зелень пробивается сквозь тонкие серо-коричневые прутики, а небо позади наливается нежно-голубым. Лист слишком мал, чтобы передать многогранные оттенки, но даже на нем чувствуется дыхание весны — толстые бутоны первыми почувствовали его и робко приоткрылись, позволяя ветру трепать лепестки.
В груди поселилось умиротворение и вдохновение — его ни с чем нельзя было спутать. Это желание держать кисть, творить, картина, засевшая в голове и не дававшая покоя. Так прекрасно, так легко и воздушно, словно крылья за спиной, и не хотелось думать ни о чем, кроме того, как восхитительно нежны были лепестки сакуры, как легкий туман, поднимаясь от влажной земли, обнимал и топил их в сизой утренней дымке, и как хрупкую тишину нарушал только шепот ветра в вышине. Секундные озарения — обычное дело, но когда образ не отпускает, отговорок искать не приходится. Можно забыть обо всем на свете и творить.