– Что она говорит? Ничего не говорит. Плачет.
– Но ведь дядя Боря – это ее брат?
– Вовсе нет. Дядя Боря – брат Никиткиного папы.
– Ах, вот как.
– Да.
– Но что-то она все равно должна про него знать?
– Да. Наверное. Но со мной она этими знаниями не делилась.
– А ты спрашивала?
– Нет.
– Сейчас поедим тут, поедем к ней и спросим, – решила Мариша и, кивнув Ритке, велела: – Звони и договаривайся.
Наталья Владимировна обещала быть дома к трем часам. И рассказать все, что она знает про Бориса Аркадьевича. И подруги до этого времени вполне уложились. Они съели по тарелочке грибного супа-пюре из шампиньонов и по куску торта со сливками, безе и орешками. Конечно, торт – это было отступление от правил диеты, но подруги сочли, что визит в квартиру покойника и без того достаточно сильный стресс для организма, чтобы еще и изнурять его сегодня разными диетами.
Свекровь Риты жила в самом обычном пятиэтажном блочном доме. Впрочем, за счет украшенных мозаикой стен он выглядел где-то даже привлекательно. Этакий сказочный домик на сто квартир. Впрочем, уже входя в подъезд, Мариша поняла, что если этот дом и из сказки, то из очень страшной сказки. Воняло в подъезде немилосердно.
– И как тут люди живут?
– А куда деваться? – хмуро пробурчала в ответ Ритка. – Живут.
– Но ведь воняет же!
– В подвале постоянно вода стоит. Сантехники ее откачивают, а она снова набирается. Трубы всюду ржавые. Должны со дня на день начать капитальный ремонт всего здания, но пока что все чего-то тянут.
Мариша только вздохнула в ответ. Лучше бы снести этот домик-сказку да построить на его месте нормальный современный дом с высокими потолками, отвечающий нормам человеческого жилья, чем латать старые дыры. Все равно ничего путного из этого не получится. Если из какашек слепить розу, она все равно хорошо пахнуть не будет.
– Сейчас – еще что, – продолжала рассказывать Ритка. – А вот зимой мы с Никитой у его мамы в гостях были, так тогда как раз трубы основательно прорвало. Несколько дней вода в подвале стояла. По всем стенам в доме плесень пошла. У людей на первых этажах и мебель, и одежда покрылись такими противными белесыми разводами.
– Это же страшно вредно для здоровья.
– Кто же спорит, – пожала плечами Рита. – Вот мы с Никиткой у меня и жили. Так наш дом еще в тысяча восемьсот девяностом году построили. Больше ста лет нашему дому. И ничего! Капремонт опять же в пятидесятых годах прошлого века делали. А этот дом в шестидесятых годах построен. И что?
– Что?
– Наши трубы стоят себе, замены не требуют. А у нее уже все проржавело и течет. О чем это говорит?
– О чем?
– О том, что дома очень много говорят о том, какой правитель был в стране! Умел держать народ в узде, или все творили что хотели. Посмотрите, какие дома строятся, и вы узнаете, что за люди стоят у власти!
К счастью, Марише не пришлось отвечать на эту политически окрашенную сентенцию. К этому времени они уже поднялись на пятый этаж к квартире Риткиной свекрови. Оставалось только пожалеть обитателей этого верхнего пятого этажа, ведь им приходится подниматься к себе наверх с тяжелыми сумками. Хотя с другой стороны, если внизу бушуют колонии плесени, поднимающиеся из подвала, то еще не известно, что хуже. Нет, пожалуй, пятый этаж без лифта все равно хуже. Плесень побыла и исчезла, а на пятый этаж подниматься приходится регулярно.
– Даже в нашем доме имеется лифт, – пропыхтела Ритка, которая страдала одышкой. – А тут… Здравствуйте, Наталья Владимировна! Вот и мы!
– Проходите, – пригласила подруг худощавая женщина, стоящая на пороге. – Не стойте в дверях, холодно.
Ритка быстро втолкнула Маришу в крохотную прихожую и захлопнула за собой дверь.
– О чем ты, Рита, мне по телефону говорила? Я что-то не очень тебя поняла. Ты считаешь, что у Бориса Аркадьевича были какие-то враги? Но следователь сказал, что все улики, которые имеются в деле, против моего Никиты?
Мариша машинально обратила внимание на это «моего». Не нашего с тобой Никиты, а именно моего. Значит, мать Никиты до сих пор считает сына своей неоспоримой собственностью и делиться им с невесткой не собирается?
– Но вы же в это не верите! – пылко воскликнула Рита. – И я тоже не верю, что Никита мог кого-то убить! А тем более своего родного дядю!
– Да что толку-то? Неужели ты – глупая девчонка – сумеешь сделать то, что не под силу настоящим мужчинам?
Похоже, мамочка Никиты слишком зациклилась на своем сыне. Многие матери, имеющие детей исключительно мужского пола, склонны обвинять во всех смертных грехах именно женщин и девушек. Они и глупые, и тупые, и ленивые, и сварливые. И транжирки, и гулены, и обманщицы! А вот их мальчики, все как на подбор, исключительного ума и порядочности.
– Но попробовать-то можно?
Первоначальный запал Ритки заметно погас после короткого общения со свекровью. Эта женщина действовала на нее так же губительно, как вода на пламя. И Мариша решила вмешаться.
– Если вы не хотите добра своему сыну, если вас устраивает, что он за решеткой за преступление, которого не совершал, то мы с Ритой уйдем. Наверняка кроме вас есть и другие родственники, которые смогут нам рассказать про дядю Борю!
И она с вызовом взглянула на женщину. Ну что? Уходить нам?
– Сядьте, – устало произнесла в ответ Наталья Владимировна. – Если уж вам так приспичило копаться в этом деле, то я расскажу, что знаю. Конечно, пользы от этого не будет, но… И я сразу же предупреждаю, что знаю про Бориса немного. Дело в том, что Борис – брат моего мужа. А я – вдова. Мой муж умер много лет назад. В память о нем я возила своего мальчика к его дяде, надеялась, что тот хотя бы отчасти заменит Никите отца. Все-таки родной дядя! Но Борис не испытывал к маленькому Никите никаких теплых чувств. Принимал нас вежливо, но прохладно. И откровенно давал нам понять, что не вполне понимает цели наших визитов.
– Он что, совсем чурбан был?
– Просто считал, что Никита – это не его забота. Старался как можно скорей сунуть мне денег на подарок Никитке и спровадить нас. Мне эти деньги казались грязными, словно я их выклянчиваю у него. Радости они мне не приносили. И мне с каждым разом все трудней становилось набирать номер Бориса и договариваться с ним о встрече.
– А как Никита реагировал на такое поведение дяди?
– Никита тогда был маленьким мальчиком. Вряд ли он что-либо понимал. Тогда Борис жил на набережной Невы, в огромной квартире с хрустальными люстрами, коврами и антикварной мебелью.
– А откуда у него взялась такая квартира?
– Борис унаследовал ее от своей жены.
– Жены? Он был женат? И жена умерла?
– Наверное. Иначе как бы Борис унаследовал после нее квартиру со всей обстановкой?
– А чем занимался Борис Аркадьевич в то время?
– Он имел степень искусствоведа. И сидел оценщиком в Гатчине.
– Где?
– В Гатчинском дворце.
– А что он оценивал?
– Поступающие экспонаты. Он выполнял работу эксперта. Только сдается мне…
И тут Наталья Владимирова замялась.
– О мертвых обычно плохо говорить не принято, – произнесла она, – но раз уж решается судьба моего мальчика, то я скажу. Мне кажется, что Борис был нечист на руку!
– Что?
– Да. Он должен был получать за свою работу в музее жалкие гроши. А между тем он ездил на машине, что в те времена было большой роскошью. И каждый день он обедал в лучших ресторанах города. Пусть тогда поход в ресторан и не стоил таких запредельных денег, как сейчас, но все равно позволить себе питаться исключительно в ресторанах могли немногие.
– Значит, Борис Аркадьевич был богат? И вы подозреваете его в грязных махинациях с произведениями искусства?
– Я не могу этого утверждать, – развела руками Наталья Владимировна. – Сам Борис всегда говорил, что проживает имущество своей покойной супруги. И сначала я ему верила, но потом… Потом я стала понимать, что антиквариата и ценных вещей в квартире Бориса с каждым нашим посещением меньше не становится. И даже наоборот, прибавляются все новые и новые экспонаты. И значит, вместо того чтобы продавать, он приобретает.