Выйдя за ворота, он раздраженно толкнул собаку бедром в бок.
— Просился? Бугай настырный. Давай по-быстрому. Делай свои дела, и пошли. Мне тут торчать с тобой резона нет.
— Простите, уважаемый, — обратилась к грузчику Нина Петровна. — Добрый день.
— Здрасьте, — ответил тот. Оглядел Нину Петровну с головы до ног, оценил ее как возможную клиентку и, похоже, разочаровался. — У нас санитарный день.
— Я понимаю. Вы куда мою собаку повели?
— Что?
— Это моя собака.
Глаза грузчика сузились и трусливо забегали.
— Ладно врать-то, — сказал он.
— Откуда он у вас?
— Не ваше дело.
— Как не мое, когда собака моя? Василий, а ну подтверди!
Пес гавкнул.
— Видите!
Грузчик щурился, ерзал. Непрерывно озирался, ища подмоги.
— Вы, гражданочка, — сказал он, — лучше идите, куда шли.
— Никуда я не пойду!
Нина Петровна совсем расхрабрилась. Этот бесхитростный мужичонка выдал себя. Если не себя, то тех, кто за ним стоит, кто в этой афере участвует. Оправдывался и оглядывался работник склада, как мелкий воришка.
«Вера права. Собакой торгуют. Кто-то на ней наживается».
— Товарищи дорогие, — стыдила она. — Ну, нельзя же так. Как вам не совестно? Это же разбой на большой дороге. Признавайтесь, у кого вы его купили? Я на вас в милицию заявлю.
— Я-то тут при чем? — пятился грузчик.
— Ах, не вы? А кто? Ваше прямое начальство? Очень хорошо. Давай, Вася, — кивнула она собаке, словно в самом деле его хозяйка. — Веди меня к нему. Ты меня знаешь. Я без тебя живой отсюда не уйду! Где твой начальник? Показывай!
Пес и ухом не повел. У него были свои цели и планы — он отошел к деревцу, обстоятельно обнюхал его и поднял лапу.
По неопытности или с расстройства грузчик собачьего непослушания не заметил — ему было явно не до того, чтобы обращать внимание на такие подробности, как упрямство и своенравие глупого животного.
— Хорошо, Вася. Побудь здесь, — в приказном тоне сказала Нина Петровна. — Я быстро. Жди и не смей никуда отлучаться. Договорились?
Растерявшийся рабочий с унылым видом вел ее по двору, среди шкафов и стульев, показывая дорогу, а она шла за ним след в след и в спину ему ругалась и угрожала:
— Воры. Спекулянты. Мало вам, что Россию продали. Теперь за собак взялись. Совсем совесть и стыд потеряли. Ведите, ведите. Где ваш начальник? Показывайте.
Грузчик постучал в обитую малиновой кожей дверь.
— Олег Степаныч, — позвал. — Выдь-ка. Здесь дамочка скандалит.
Из узкого и длинного приземистого строения вышли двое — один упитанный, в кожаном пальто, явно главный, а другой худой и сутулый, с перебитым носом, в халате поверх телогрейки. Сутулый торопливо дожевывал бутерброд — его, видимо, оторвали от трапезы.
— Что еще? — устало, раздраженно и хмуро спросил тот, что был в кожаном пальто.
— Да вот, — замялся рабочий. — Прицепилась. Болтает тут.
— Дельцы, — снова бесстрашно бросилась в атаку Нина Петровна. — Я вас тут всех по тюрьмам пересажаю.
— В чем дело, гражданочка?
— Кто вам продал мою собаку? Сколько вы на ней заработали?
— Ваша? — удивился начальник и хмыкнул: — Странно.
— Бросьте! Вам все прекрасно известно. У меня украли собаку и вам продали. За сколько вам его продали?
— Можно без истерик? — поморщился начальник. — Спокойнее. Вы правы, нам предложили. Сказали: пропала, чужая. Погибнет. Мы и взяли.
— Ах, вы, оказывается, благодетели?
— По крайней мере, не воры.
Разговаривая, они медленно двигались в сторону въездных ворот.
— Кто вам предложил эту преступную сделку? Скажите — кто? Врач наш? Ветеринар? Николай Федорович?
— Это неважно, — замялся начальник. — Один человек.
— Вот. Один человек. Я сразу вас раскусила! Вам ее продали за бесценок, а вы теперь перепродадите живодеру, который шкуру из нее сделает. Разве не так?
— Нет, не так.
— В общем, собаку свою я у вас забираю.
— Как, то есть, забираю?
— А так! Забираю, и всё!
— Минуточку, — возразил тот, второй, с перебитым носом, который дожевывал бутерброд. — Хорошенькое дело. Нам его сюда привезти, и то пару штук стоило. А задаток, аванс? А жрет он? Как бульдозер сгребает.
— Гуськов, — раздраженно сказал начальник. — Можешь ты помолчать?
Он вынул из нагрудного кармана мобильный телефон и набрал нужный номер.
— Люди называются, — не ослабляя напора, продолжала ворчать и браниться Нина Петровна. — Деньги! Грузовое такси! Да я бы вам все отдала, все свои деньги, если бы вы по-человечески поступили!
— Не забывайтесь, гражданочка, — сказал начальник, пряча телефон в карман; по-видимому, ему никто не ответил. — Мы вас впервые видим.
— Помню я. Помню. Ой, — она испуганно всплеснула руками. — А где мой Вася?
Собака исчезла. Ни на площади перед складом, ни возле домов, ни на длинной улице, ведущей к Оленьим прудам, Василия не было.
— Комаров, — сказал начальник, выговаривая грузчику. — Разинул варежку?
— А чего? Вы сказали, я и пошел.
— Какого хрена ты ворота открыл?
— Так это… Кобель ваш уперся в них и стоит. Чего делать, я же не знаю. Просится, я и пустил.
— А оставил снаружи зачем? Почему обратно не привел?
— Вы же сказали, пусть погуляет, — оправдывался грузчик. — А ее, вижу, слушается. Она знает, что его Васей зовут. Сказала, сиди здесь, никуда не отлучайся. Ну, я чего? Я и пошел.
— Чем ты думал, Комаров?
— Ну, вот, опять я у вас во всем виноват, — обиделся Комаров. — Я же говорил, ошейник надо. И цепь хорошую. А вы сами — потом, успеем. Вот вам и потом.
Нина Петровна решила, что самое время оставить складских работников одних, в узком кругу, чтобы они уже без ее участия выясняли отношения.
— Учтите, если собаку не найду, — для пущей важности пригрозила она, — берегитесь. Я вас запомнила. Я это дело так не оставлю.
И, отвернувшись, пошла искать пропавшую собаку.
— Психическая, — буркнул Комаров, глядя ей вслед.
— А ты, Пашка, урод, — сказал Гуськов. — Триста зеленых, считай, выкинул. Просто так. Ни за что. А то и больше.
— Где там триста-то? Заломил. Я и трех рублей за него не дам. Это же не собака — лошадь. Его же держать негде. Под такую собаку надо особняк покупать.
— Они на рынке не меньше куска стоят.
— Сколько?
— Значит, так, Комаров, — сказал начальник. — С аванса пятьсот рубликов мне на стол. Я не Ротшильд.
— Что?
— Что слышал. И без обсуждений. Ты меня знаешь.
Комаров выпучил глаза. И заморгал — часто-часто.
Вид у него был ошарашенный, жалкий, как у побитой собаки.
— Нинк. Сюда. Здесь я.
Вера Акимовна выглядывала из-за дерева и махала подруге рукой.
— Нет их? Разбойники эти, супостаты, за тобой не гонятся?
— Обыскалась. Два двора прошла, все дома обшарила.
— А ты как хотела? Чтоб я с твоим Шекспиром по площади разгуливала?
— Ладно, конспираторша, — рассмеялась Нина Петровна. — Вылезай.
— Зато мы им нос утерли.
— Где Василий-то? Куда ты его запрятала?
— А вон, третий подъезд. Там код сломан, очень удобно. — Вера Акимовна показала на соседний дом. — Не волнуйся, он не один. Девочка с ним. Присматривает.
— Господи, какая еще девочка?
— Не беспокойся, наш человек.
— Ну, Верка! Ты не Акунин, ты — гений.
— Сиди тихо и не высовывайся, — сказала Вера Акимовна. — А я пока машину подгоню. Как у них принято, в высшем обществе, прямо к крылечку.
— Осторожнее. Могут заметить.
— Всё, Нин. Перестали бояться. Поняла? Перестали. Ты же сказала им, что о них думаешь?
— Обещала в тюрьму посадить.
— Не переиграла?
— Надеюсь, что нет.
— Пусть только сунутся, — пригрозила Вера Акимовна. — Я им сунусь. Всех, как блох, передавлю.
На шее у пса болталась веревка, завязанная на холке бантиком. Он сидел под лестницей, тихий, спокойный, как всегда, зная, что делает, а девочка лет шести в красном пальто и вязаной шапочке, ниже его ростом, стояла близко возле него, ничего не страшась, и негромко с ним разговаривала.