«А неплохие они все-таки...» – засыпая, думала я, прислушиваясь к спокойно журчащей ругани проснувшихся среди ночи сестер.
А Эвридика и Марианна Юрьевны в эти минуты делили роли предстоящего жизненного спектакля, кульминацией которого было «удушение ближайшей ночью этой чертовой гадалки». Детально расписав, кто из них входит первым, кто держит веревку, а кто ноги, и кто предварительно закрывает форточку, чтоб ночные прохожие не услыхали криков умирающей, они забылись сном. А утром, оживши, попили чаю и отправились на улицу, прихватив каждая по кошелке для сбора бутылок. Сестры Эвридика и Марианна были дряхлы телом и памятью и напрочь забыли о расписанном до мелочей убийстве своей квартирантки.
Душа моя болит
В то утро, проснувшись ни свет ни заря, я решила побродить где-нибудь в нешумном месте, чтобы провести ревизию своей души. Я мало знала соседей по дому, в котором жила, и не спешила расширять ареал случайных знакомств. Причиной была моя работа – мне не хотелось лишних вопросов о ней, как второгоднику, который не знает ответа почти ни на один вопрос по школьной программе. Даже со своими квартирными хозяйками я общалась вскользь, потому что уходила рано и приходила уже ночью, когда они спали.
Весьма приятным исключением был бухгалтер ресторана «Ганнибал» Бениамин Маркович Баблосов, с которым мы познакомились однажды на лестнице у служебного входа... Седенький, в мешковатых подвернутых джинсах и растоптанных сандалиях, он приезжал из дома на мотороллере, который подолгу не заводился. Святой человек Бениамин Маркович здоровался, что-то такое говорил, какой-нибудь спич, и на душе у меня становилось спокойнее.
Однажды я его спросила:
– Беня, а вы еврей?
Бениамин Маркович взглянул на меня и фыркнул... Передо мной сидел немолодой мужчина с лицом счетовода, глазами добряка, похожий на сенбернара из средней полосы России.
– Если Беня, то еврей? Ах, Света. – Беня почесал затылок. – А я думал, что на сенбернара похож, вы же мне говорили на той неделе.
В свободное от работы время мы иногда пили чай, ведя содержательные разговоры в основном на отвлеченные темы – о любви и дружбе.
Ну и изредка заходил погадать на свою жизнь гравер Носальский. Вот и все мои знакомые к тому утру.
Итак, был конец июня. Нешумных мест в Москве почти не осталось. Я тихо выскользнула из квартиры, предвкушая сладостное одиночество где-нибудь на скамейке под столетним деревом, но опоздала – на улице уже было полно народу. По пешеходному переходу навстречу мне бежал рыжий щенок. Увидав меня, он подбежал знакомиться, вихляясь на пушистых лапах.
В аптеке стояла очередь за таблетками, я зашла туда, и, поддавшись ажиотажу, набила карманы аскорбиновой кислотой с глюкозой. Выходя, в дверях я столкнулась с молодым мужчиной. В руках у него была алюминиевая сетка с яйцами.
Весь этот месяц у меня на душе кошки скребли из-за поступающего извне негатива. Я вдруг поняла, что если еще побуду самозваной колдуньей, то ею и стану. Нет, колдовать-то я не научусь, а вот злой сделаюсь, как самая настоящая ведьма. Все к этому шло, ведь магическая работа – весьма зыбкая трясина. Так стоит ли мне продолжать добычу денег таким древним способом, если я чувствую порой, что схожу с ума?
Быстрым шагом я направилась к перекрестку, в окне моего салона на втором этаже ветром трепало флаг, на нем сияло слово «МАГИЯ». Я мельком взглянула на него и отвернулась...
«Стоит ли овчинка выделка, Свет?» – Я даже споткнулась от невнятного предчувствия на абсолютно ровном асфальте, и метущий тротуар дворник стремительно отскочил от меня.
– Ходют тут ведьмы всякие, – зло сплюнул он, потрясая метлой.
«Вот темнота-то. Я колдовать все равно не умею», – обиделась я, выслушав его долгий трехэтажный мат, и присела на скамью в начале бульвара.
Мимо шли люди, не обращая на меня никакого внимания, и только тут, на этой самой скамье, я поняла, что происходит: меня грызла совесть и, видимо, догрызла этим утром.
«Это всего лишь работа, причем временная, – повторила я нехитрую на первый взгляд формулировку раз пятьдесят, и мне стало полегче. – Про страусиную ферму в Рузском районе ты, конечно, загнула... Но хотя бы накопишь денег и купишь себе какое-нибудь жилье!» – Погоревав еще, я решила заскочить в кофейню на углу.
В кофейне, несмотря на утро, яблоку негде было упасть...
Напротив меня за столиком хлебал чайной ложкой горячий шоколад мужчина, похожий на испанского короля. На нем был легкий светлый костюм в синюю клетку. «Сколько себя помню, с детства я была влюблена...» – вспомнила я и, заказав кружку горячего шоколада, с трудом заставила себя отвести глаза от мужчины. «До чего же он хорош! Просто натуральный Бобер с грустными глазами... Вот бы такого! – машинально подумала я и, вытащив из кармана зеркальце, быстро глянула на себя. – Вообще-то мы неплохо смотрелись бы рядышком. Ну почему я не могу околдовать его?»
По соседству с ним тянули горячий шоколад из керамических кружек папа, мама и два взрослых сына. Эта четверка походила на семейство кабанов. Я даже сморгнула от удивления, до того они аппетитно уминали пирожки с яблоками!
И тут к Бобру подсела блондинистая Нимфа в прозрачной распашонке поверх продранных на бедрах джинсов. Аккуратно сложив ножки и положив на стол ручки с устрашающим маникюром, она что-то спросила у мужчины, и он улыбнулся! Я давно заметила, что рядом с некоторыми людьми словно бьет ток высокого напряжения – к ним притягивает этим самым током. Я допила шоколад и встала, но похожий на испанского короля Бобер так и не посмотрел в мою сторону. Пришлось походя уронить на него сумку с банкой огурцов... Нечаянно. Очень сожалею, что не было второй сумки – для блондинистой Нимфы.
Забыла сказать, я сделала это мысленно. Ведь кофейня с Бобром и Нимфой осталась за спиной...
«Представляете, сколько людей живет с одними, думая о других?» – спрашивала я каждую вторую дамочку, приходящую ко мне в салон за приворотом. Сама же я живу одна уже бессчетное количество лет.
Я шла, никуда не торопясь, вниз по Плющихе и вдруг отчетливо поняла, что период моего вынужденного одиночества затянулся. Последние пять лет у меня не было даже намека на свидание с мужчиной. Неужели мужчины мне опротивели? Вроде бы нет. Я – пуританка? Нет, просто мне чуть за сорок, и я живу в России.
Как же я жила последние годы? Так и жила – одна.
Я обернулась на кофейню... По ступенькам в нее входили люди, желающие выпить горячего шоколада.
«Харизматик какой, царь породы, – снова вспомнила я Бобра и даже поежилась. – Вот ведь запал в душу и никуда не хочет уходить».
А ведь после развода мне ни разу не захотелось снова стать замужней клушей – так я устала от несвободы в своем браке. Видимо, я не влюблялась, чтобы не утонуть в иллюзиях вновь?
«А полезно поспрашивать саму себя и получить ответы на свои же вопросы!» – думала я, сворачивая к офису.
Но самое забавное случилось через четверть часа, когда, схватив веник, я решительно стала выметать пыль у себя из-под стола. Я торопилась до прихода первого клиента, но... Звякнул колокольчик, и я услышала интеллигентное покашливание у себя за спиной, обернулась и не поверила глазам – на пороге стоял он, похожий на испанского короля Бобер, в светлом костюме в синюю клетку.
– Извините, что без стука, – улыбнулся Бобер, – но дверь была открыта, и я зашел... Чернов Петр Мартынович, – представился он.
– Мурзюкова Светлана, – улыбнулась я, продолжая мести. – Садитесь, вы, наверное, погадать пришли? Ужо я вам погадаю. – Я поискала глазами колоду старых игральных карт, успев заметить после двухмесячной практики, что чем колода засаленней, тем больше трепета она внушает клиентам; хотя, как можно верить засаленным картам, представить себе не могу.