- Мой дядя, - объяснила я ему. – Он женат на Мейбл.
- А, так это кровная месть. Вещь хорошая.
Нет ничего лучше маленькой кровной мести, чтобы перекинуть мост через пропасть между культурами.
«Таурус» поворачивал к аэропорту, и водитель взглянул в зеркало заднего вида перед тем, как влиться в поток транспорта. Развернулся на сиденье, и бросил назад неверящий взгляд. Это действительно был Шепски. Он меня узнал. Не так много в Нью-Джерси людей водят голубой с белым «бьюик» выпуска пятьдесят третьего года. Наверно, изумился, как, черт возьми, я его вычислила.
- Он нас видит, - сообщила я.
- Протарань его, - посоветовал Фахид. – Выведи из строя его машину. Тогда мы всем скопом выскочим и усмирим бешеную собаку.
- Да, - поддакнула Бабуля, - врежься в этого малыша прямо сзади.
Теоретически прозвучало, как разумная идея. На практике же я боялась, что в результате образуется куча мала из штук двадцати трех машин, и уже видела заголовки газет: «ОХОТНИК-БОМБОВОЗ ЗА ГОЛОВАМИ УСТРАИВАЕТ КАТАСТРОФУ».
Шемпски вильнул передо мной, соскочив со своей полосы. Он обогнал две машины, потом снова вильнул. Он как раз подъезжал к терминалу, запаниковал и решил оторваться от меня. Он снова дважды поменял полосу и боком задел синий вэн. Потом сделал попытку выровняться и вляпался в зад внедорожника. Все, кто ехал сзади, встали. Меня отделяли от него четыре машины, и я не могла подъехать ближе. Все кругом застопорилось.
С правой стороны колесо Шемпски приперло оградительным сооружением. Я увидела, как дверь машины открылась. Шемпски намеревался дезертировать. Я выскочила из машины и бросилась бежать по мостовой. За мной кинулся Фахид. А следом Бабуля.
Шемпски проталкивался через зону регистрации, уклоняясь от родителей с детьми и сумками. На мгновение я его потеряла в толпе, а потом вдруг обнаружила прямо перед собой. Я припустила во всю прыть, безжалостно распихивая народ, попадавшийся на пути. Когда я почти наступала ему на пятки, я сделала стремительный рывок и схватила его за пиджак. Через полсекунды после меня с другой стороны Шемпски схватил Фахид, и мы все трое повалились на землю. Немного побарахтались, но Шемпски не был силен в драке.
Мы с Фахидом пригвоздили его к земле, когда доковыляла Бабуля, шлепая теннисными туфлями. В руке у нее был пистолет, а на локтях висели две сумки.
- Тебе не следует оставлять сумку в машине, - пожурила она. – Тебе нужен пистолет?
- Нет, - сказала я ей – Пистолет убери и дай мне наручники.
Она пошарила в моей сумке, нашла наручники, вручила их мне, а я застегнула их на Шемпски.
Мы с Фахидом встали на ноги, изобразили «дай пять» и поддернули ширинки. А Бабуля с Фахидом сотворили руками что-то такое сложное, чему мне ввек не научиться.
* * * * *
Константин Стива стоял у входа в выставочном зале и зорко наблюдал за гробом в дальнем углу помещения. В изголовье гроба бабуля Мазур и Мейбл принимали соболезнования, при этом извиняясь.
- Мы сожалеем, - говорила бабуля Мазур миссис Патуччи. – Нам пришлось выставить гроб закрытым, учитывая, что Фред пролежал в земле две недели, прежде чем мы его нашли. Черви съели большую часть его лица.
- Жалость-то какая, - посетовала миссис Патуччи. – Когда не увидел покойника, как будто чего-то не хватает.
- Я чувствую в точности то же самое, - согласилась Бабуля. – Но Стива ничего не мог с ним сделать, и не позволил бы нам держать открытой крышку.
Миссис Патуччи повернулась и взглянула на Стиву. Стива слегка кивнул в знак симпатии и улыбнулся.
- Ох уж этот Стива, - произнесла миссис Патуччи.
- Ага, он следит за нами, аки коршун, - поддакнула Бабуля.
Аллен Шемпски похоронил Фреда в неглубокой могиле в маленькой рощице напротив кладбища животных на Клокер-роуд. Он заявил, что застрелил Фреда случайно, во что трудно было поверить, поскольку пуля попала прямо между глаз дяди Фреда.
Дядю Фреда эксгумировали утром в пятницу, вскрытие проводили в понедельник, а сегодня была среда, и его выставили на вечерние смотрины. Мейбл казалась довольной собой, дядя Фред был бы доволен, что собрал такую толпу, поэтому я полагала, что все вышло замечательно.
Я стояла в задней части зала с одной стороны двери, считая минутки, когда можно будет улизнуть. И старалась быть незаметной, насколько возможно, уставившись в ковер и не встревая в разговоры о дяде Фреде или Шемпски.
В поле моего зрения возникла пара мотоциклетных ботинок. Они прилагались к ногам, обтянутым джинсами «левайз». Эти ноги мне были очень хорошо знакомы.
- Привет, Горячая Штучка, - поздоровался Морелли. – Развлекаешься?