Это была чудесная Пограничная Ночь. Почти такая, о какой они мечтали, но за одним маленьким исключением. Они не могли забыть о том, что произошло. Хотели, но не могли. Кирим не прятал лицо за маской во Дворце – пробовал, но Росана так на него посмотрела, что он тут же деактивировал дымку. И потому забыть не получалось. Ни у Короля с Королевой, ни у Принца. Поймав на себе очередной полный сочувствия взгляд, Кирим вспылил:
- Не надо меня жалеть! Я не девчонка, чтобы из-за лица переживать!
- Но, Кирим…. Дело ведь не в том, как ты выглядишь…. А в том, кто это сделал с тобой! А еще в твоей гордости, которая не позволяет тебе признаться хотя бы самому себе, что тебе это причиняет боль! И попросить о помощи! – Росана была необычайно прямолинейна и тверда в своем стремлении достучаться до приемного сына.
- Мне. Это. Не мешает, - по слогам возразил ей Кирим. – Лучше посочувствуйте будущей Принцессе. Представляете, какое ее ждет разочарование, когда я сниму маску после свадебной церемонии?
Шутка вышла никудышной, потому что доля шутки в ней стремилась к нулю. Росана хотела отчитать Кирима за такое отношение к себе и окружающим, но пламя в камине взметнулось вдруг особенно высоко, а Принц, пожалуй, впервые за эти дни смотрел прямо на нее, желая доказать, что шрамы его отнюдь не смущают, и она заметила это:
- Твои глаза, Кирим! – потрясенно выдохнула Королева.
- А что с глазами-то не так? – мрачно поинтересовался наследник. Сам он первый и последний раз приглядывался к своему отражению в зеркале еще в медблоке на «Самараке».
- Они зеленые, Кирим! – она схватила Короля за руку и потянула к себе. – Посмотри, Рив! Они же и вправду зеленые!
Суон им не поверил и кинулся к зеркалу, висящему над камином. И, разумеется, ничего не увидел, потому что было темно.
- Свет! – скомандовал он домашнему компьютеру и долго всматривался в свое отражение. Форма глаз по-прежнему принадлежала тому мальчику, в теле которого Кирим проснулся 10 месяцев назад. Но вот их цвет…. Радужка стала действительно ярко зеленой. Совсем, как раньше. До перемещения.
Суон повернулся к Королю и Королеве с немного растерянной улыбкой на губах, как будто не до конца верил в то, что с ним происходит.
- Вот видишь! – сказал ему Ривран. – Тэор был прав! Твое тело меняется!
На следующий день, на радостях от такого события, Принц удрал в город. На Зимнюю ярмарку.
Он закрыл нижнюю половину лица тонким черным шарфом, на манер древних бедуинов. Люди не обращали на него никакого внимания: многие были по случаю праздника в карнавальных костюмах, или кутались в шарфы и воротники из-за морозца, основательно пощипывавшего щеки. Отчасти Кирим Королеве про свое отношение к шрамам не врал, и ни в коем случае не стал бы прятать лицо, если бы не специфичность повреждений: Дайлети, глядя на него, могли вспомнить свои страшные сказки, а люди – напридумывать новых, не менее жутких, но уже про Единых. И Кирим просто закрыл отпечатки чужих ладоней на своих щеках. Можно было, конечно, воспользоваться современными средствами маскировки, но при работе с такой площадью повреждений черты лица сильно изменились бы. Что могло, в свою очередь, привести к определенного рода проблемам со сканерами, которых в городе было понатыкано немало: на остановках общественного транспорта, на входах в крупные торговые центры, на перекрестках. Они сличали полученное изображение и фото с просканированных документов. Кирим не хотел, чтобы к нему цеплялся каждый уличный патруль. Конечно, первый же анализ ДНК подтвердит его личность, но к чему такие крайности Принцу?
И поэтому он шел, глядя прямо перед собой, не нагибая голову, не прячась. И вспоминал свою первую Пограничную Ночь в мире людей. Свои первые полгода в Академии. Когда все было просто и понятно. Где друг, а где враг. Где белое и где черное. Что – добро, а что – зло. Он чувствовал себя тогда юным богом, ступившим первый раз на грешную землю, им же созданную. Вся бесконечная жизнь раскрывалась перед ним в своем многообразии. Все дороги ложились под ноги, а ветер дул в спину, помогая идти.
Сейчас все было иначе.
Теперь Кирим знал, что он просто молоденький дурачок, позволивший себе думать, будто он что-то решает в своей судьбе. Он чувствовал себя каплей в море, и волна должна была вот-вот поглотить его целиком. Он был и растерян, и напуган, и обижен. И прекрасно понимал, что сделал глупость, отказавшись от помощи Кая. Ради сохранения всеобщего благополучия стоило сделать над собой усилие. И попросить. Но он не смог перешагнуть через себя.