— Прекрасно… я сам думал экспериментирофать с садизмом у циплят, но он встречается редко. Редко.
Доктор Манн вернулся с еще двумя гостями, мужчиной и женщиной, и представил их нам. Одним оказался Фред Бойд, молодой психолог из Гарварда, я был с ним знаком, и он мне нравился, а другой была его девушка, приятная полная блондинка с кремово-гладкой кожей — некая мисс Вэлиш. Когда ее представляли мне, она протянула руку, и когда у меня не получилось ее взять, покраснела. Глядя на нее, я сказал: «Ун-ун-ун-ун-ун». Она опять покраснела.
— Привет, Люк, как жизнь? — спросил Фред Бойд. Я безучастно повернулся к нему.
— Как там у Хердера с его заявкой на грант в Стоу-нуолл? — спросил Фреда доктор Манн.
— Не очень, — ответил Фред. — Они написали, что их средства на этот год уже распределены и…
— Это тот самый доктор Крум? — спросил голос у моего локтя.
Я посмотрел вниз на мисс Вэлиш, а потом на доктора Крума. Крошка по-прежнему была в его бородке, хотя теперь ее почти не было видно.
— Блн-н-н? — спросил я.
— Фред тоже так считает, — сказала мисс Вэлиш и свернула нас с темы разговора. — Он говорит, что восхищается вами по одной лишь причине: вы не выносите никакой чуши.
Неожиданно я поднял свою громадную лапу и небрежно положил ей на плечо. Она была в серебряном закрытом платье, и я запястьем ощущал жесткость мерцающей чешуи.
— Прошу прощения, — сказала она и попятилась. Моя лапа соскользнула, коснулась ее груди и безжизненно повисла, чуть качнувшись маятником.
Она покраснела и бросила взгляд на трех мужчин, беседовавших неподалеку.
— Фред говорит, что доктор Крум очень хорош в своем деле, но то, что он делает, на самом деле не важно. Что вы думаете?
— Ун-н, — громко сказал я и топнул гигантской ногой.
— О, я тоже. Мне самой не нравятся опыты на животных. Я уже два года занимаюсь социальной помощью на Стейтен-айленд[114]. Столько всего нужно сделать для людей.
Теперь она посмотрела на диван, где беседовали доктор Феллони, пожилая дама и худая старая большая шишка: казалось, мисс Вэлиш отдыхает в моей компании.
— Даже здесь, в этой самой комнате, есть люди, чьи жизни не состоялись, люди, которым нужна помощь.
Я промолчал, но с нижней губы сорвалась капелька слюны и начала свое паломничество по рубашке.
— Если мы не научимся устанавливать контакт друг с другом, — продолжила мисс Вэлиш, — осознавать друг друга, все цыплячьи лекарства в мире бесполезны.
Я разглядывал шары Арлин, колебавшиеся в свете люстры. Небольшой оргазм слюны опять стек с моей нижней губы.
— Что меня восхищает в вас, психиатрах, так это то, как вы сдерживаете себя, остаетесь бесстрастными. Вы что, никогда не чувствуете страдание, с которым вам приходится иметь дело? — мисс Вэлиш опять повернулась ко мне и состроила гримаску, увидев мой галстук и рубашку.
Я стал неуклюже искать в кармане часовой корпус с кубиком.
— Разве вы не чувствуете страдание? — повторила мисс Вэлиш.
Вытаскивая часовой корпус, я трижды дернул головой и промычал одно «Ун».
— Боже мой, вы мужчины такие упрямые.
Я медленно подтянул нижнюю челюсть; она ныла от отвисания. Пробежав языком по сухой верхней губе, я вытер платком слюну с груди и в упор посмотрел на мисс Вэлиш.
— Сколько сейчас времени? — спросила она.
— Как раз пора перестать играть в слова и заняться делом, — сказал я.
— Я тоже так думаю. Не выношу эту пустую болтовню на вечеринках с коктейлями, — казалось, она была довольна, что мы наконец будем выше всего этого.
— Что под этим прекрасным платьем?
— Вам нравится? Фред купил мне его в «Орбахс»[115]. Вам нравится, как оно… мерцает? — Она качнула верхней частью тела, и платье заиграло, а ее полные руки заколыхались.
— Вы сложены, крошка… Слушайте, как ваше имя?
— Джойя. Глупое имя, но мне нравится.
— Джойя. Прекрасное имя. Вы прекрасны. Ваша кожа невероятно гладкая и кремовая. Я бы с удовольствием пробежал по ней языком. — Я протянул руку и погладил ее по щеке, а потом сзади по шее. Она снова залилась краской.
— Думаю, это у меня от рождения. У моей мамы прекрасная кожа, и у папы тоже. На самом деле, папа…
— А ваши бедра и животик и грудь того же кремово-белого цвета?
— Ну… думаю, да. Только когда я не загоревшая.
— Я бы с удовольствием получил возможность пробежать руками по всему вашему телу.
— Она у меня хорошая. Когда я мажусь лосьоном для загара, она такая гладкая-гладкая.