— Развивает силу эго?
— Конечно. Ты теперь ничего не боишься, так ведь?
— Ну, я не знаю.
— Ты столько раз ставил себя в глупое положение, что тебе нельзя сделать больно.
— Очень проницательно.
— Это сила эго.
— Без всякого эго.
— Семантика, но мы ведь к этому и стремимся. Мне нельзя сделать больно, потому что я анализирую всё. Ученый с одинаковой холодностью исследует свою рану того, кто его ранил, и своего исцелителя.
— А ученик Жребия повинуется его решению — и хорошему, и плохому — с одинаковой покорностью.
— Верно, — сказал он.
— Но что это будет за общество, если люди начнут бросать кубики, чтобы принимать решения?
— Никаких проблем. Люди не более эксцентричны, чем их варианты, и большинство людей, которые пройдут через Жребий-терапию, будут развиваться точно как ты; вот что делает твой случай таким важным. Им всем предстоит пройти через период хаотического бунта, а затем перейти к жизни, когда Жребий будет использоваться умеренно и рационально, согласуясь с какой-то общей целью.
— Здорово, Джейк, — сказал я и откинулся на кушетку. До сих пор я сидел настороженный и напряженный. — Я подавлен, — добавил я.
— Умеренное, рациональное использование Жребия рационально и умеренно, и каждый человек должен это попробовать.
— Но дайс-жизнь должна быть непредсказуемой, иррациональной и неумеренной. Без этого жизнь по воле Жребия невозможна.
— Ерунда. Ты ведь в последнее время живешь по воле Жребия, верно?
— Верно.
— Ты видишься со своими пациентами, живешь со своей женой, регулярно видишься со мной, оплачиваешь счета, разговариваешь с друзьями, соблюдаешь законы: ты ведешь здоровую, нормальную жизнь. Ты исцелен.
— Здоровая, нормальная жизнь…
— И тебе больше не скучно.
— Здоровая, нормальная жизнь покончила со скукой…
— Правильно. Ты исцелен.
— В это трудно поверить.
— Ты был крепким орешком.
— Я чувствую себя точно так же, как три месяца назад.
— Дайс-терапия, цель, регулярность, умеренность, чувство меры: ты исцелен.
— Итак, это конец моего повторного анализа?
— Всё позади, можно ликовать.
— Сколько я тебе должен?
— Мисс Р. даст тебе счет, когда будешь уходить.
— Что ж, спасибо, Джейк.
— Люк, детка, я заканчиваю «Случай шестигранного человека». Буду работать над ним еще сегодня днем и после покера вечером. Тебе спасибо.
— Хорошая вышла статья?
— Чем труднее случай, тем лучше статья. Между прочим, я попросил старину Арни Вайссмена попробовать сделать так, чтобы тебя пригласили выступить на осенней ежегодной конференции Американской ассоциации психоанализа и психиатрии — с докладом о дайс-терапии. Неплохо, а?
— Что ж, спасибо, Джейк.
— Думал в тот же день представить «Случай шестигранного человека».
— Динамичный дуэт, — сказал я.
— Я думал назвать статью «Случай безумного ученого», но остановился на «Шестигранном человеке». Что ты об этом думаешь?
— «Случай шестигранного человека». Звучит красиво.
Джейк вышел из-за своего опрятного рабочего стола, дотянулся рукой до моего плеча и улыбнулся, глядя мне в лицо.
— Ты гений, Люк, и я тоже, но — умеренность.
— Пока, — сказал я, пожимая ему руку.
— Увидимся вечером на покере, — сказал он, когда я уходил.
— О, точно. Я забыл. Я могу немного опоздать. Но мы увидимся.
Когда я тихо закрывал за собой дверь, он в последний раз перехватил мой взгляд и усмехнулся.
— Ты исцелен, — сказал он.
— Я в этом сомневаюсь, Джейк, но кто его знает. Да пребудет с тобою Жребий.
— Тебе того же, детка.
54
[Из «Нью-Йорк тайме», среда, 13 августа, поздний выпуск.]
Крупнейший массовый побег в истории психиатрических заведений штата Нью-Йорк: тридцать три пациента больницы Квинсборо, Квинс, минувшим вечером сбежали во время представления мюзикла «Волосы» в театре Бловилл, в манхэттенском Мидтауне.
К 2 часам сегодняшнего утра десять из них были пойманы полицией города и представителями больницы, но двадцать три оставались на свободе.
В театре Бловилл пациенты высидели первый акт пользующегося популярностью мюзикла «Волосы», но в начале второго акта им удалось совершить побег. Под музыку первого номера второго действия «Куда я иду?» большинство пациентов в змеиной пляске[126] двинулись на сцену, смешались с труппой, после чего убежали за кулисы и оттуда на улицу. Публика в Бловилле, очевидно, полагала, что выступление пациентов было частью представления.