71
— Это девочка, — сказал потрясенный Джейк, улыбаясь.
— Я знаю, Джейк. Мои поздравления.
— Эдгарина, — продолжил он. — Эдгарина Экштейн. — Он поднял на меня взгляд. — Кто ее так назвал?
— Не задавай глупых вопросов. Дитя здорово, Арлин здорова, я здоров, — вот что важно.
— Ты прав, — сказал он. — Но дочери тоже восстают против своих матерей?
— А вот и она, — сказал я.
Две медсестры провезли Арлин на каталке по коридору мимо нас в палату, и после того, как она снова устроилась в кровати, ей дали подержать ребенка. Мы с Джейком благосклонно наблюдали за ними. Младенец немного поерзал и пошипел, но был немногословен.
— Как всё прошло, Арлин? — спросил я.
— Очень быстро, — сказала она, с восторженной улыбкой прижав ребенка к набухшим грудям. Она смотрела на свое дитя и улыбалась, улыбалась, улыбалась.
— Разве она не похожа на Элеонор Рузвельт, когда та была малюткой? — сказала она.
Мы с Джейком посмотрели и, думаю, оба пришли к выводу, что, может, так оно и есть.
— У Эдгарины есть достоинство, — сказал я.
— Она рождена для величия, — сказала Арлин, целуя ребенка в макушку. — Волей Жребия.
— Или для ничтожества, — сказал я. — Ты же не хочешь навязывать ей какие-то стереотипы, Арлин?
— За тем исключением, что она будет обязательно бросать Жребий по поводу всего, что она делает, я планирую дать ей полнейшую свободу.
— О Господи-Господи, — сказал Джейк.
— Выше нос, Джейк, — сказал я, обняв его. — Разве ты не понимаешь, что, как ученый, ты первым получаешь доступ к чему-то, имеющему исключительную важность для науки?
— Может быть, — сказал он.
— Кем бы ни сделалась Эдгарина под властью Арлин, это имеет значение для науки. Станет л и она гением или психотиком, всё равно это будет нечто новое.
Джейк немного воспрял духом.
— Полагаю, ты прав, — сказал он.
— Это может стать твоим величайшим исследованием частного случая после «Случая шестигранного человека».
Джейк поднял на меня взгляд и просиял.
— Возможно, мне стоит еще поэкспериментировать с дайс-жизнью, — сказал он.
— Без сомнения, тебе понадобится название, — продолжил я.
— Ты просто обязан, — набросилась на Джейка Арлин. — Любой отец Эдгарины Экштейн должен быть человеком, живущим полноценной дайс-жизнъю, или я откажусь от него и не буду ему доверять.
Джейк вздохнул.
— Это не понадобится, детка, — сказал он.
— «Случай случайного воспитания», — предложил я. — Или, может быть, «Кубики с пеленок».
Джейк медленно покачал головой и зло покосился на меня.
— И не пытайся, Люк. Тебе недостает глубины. Название уже есть: «Случай ребенка прихоти». — Он вздохнул. — Наверное, на книгу потребуется чуть больше времени.
72
Ослепительное солнце согрело и смягчило гору моей плоти. Я глубже зарылся в горячий песок, ощущая лучи на своей коже как ласки дальнего действия. Линда лежала рядом со мной, одетая в бикини и блистающая красотой. Ее восхитительные груди под полоской ткани, которая теоретически была лифчиком, дышали, глядя в небо, то увеличиваясь, то уменьшаясь, как два плода в биологическом фильме о процессе роста, снятом ускоренной съемкой. Она читала «Пармскую обитель» Стендаля, мы говорили о групповой дайс-терапии, но последние пятнадцать минут лежали молча, наслаждаясь одиночеством бескрайнего пляжа на Багамах и жаркими любовными прикосновениями солнца. В Нью-Йорке был февраль, но здесь стояло лето.
— Чего ты на самом деле хочешь, Люк? — вдруг спросила Линда. По кляксе в уголке моих полузакрытых глаз я сделал вывод, что она либо села, либо приподнялась на локте.
— Хочу? — сказал я, размышляя. Ритмичные удары прибоя в тридцати ярдах очень тянули меня поплавать, но мы вышли из воды всего пятнадцать минут назад и только обсохли.
— Всё, наверное, — наконец сказал я. — Быть всеми и делать всё.
Она отбросила волосы с лица и сказала:
— Скромно.
— Наверное.
В мое ограниченное поле зрения влетела чайка и тотчас унеслась из него.
— Какой-то ты тихий сегодня. Очередное решение Жребия?
— Я просто всё время сонный.
— Ни хрена. Это решение Жребия?
— Какая разница?
Она, определенно, сидела, раздвинув ноги и откинувшись назад, опираясь на руки.
— Я иногда не понимаю, чего хочешь ты, не Жребий…
— Кто такой я?
— Это я и хочу знать.