Я сел, щурясь и глядя на океан мимо холмика песка передо мной. Без очков обнаруживалась только загоревшая расплывчатость и голубая расплывчатость.
— Но разве ты не понимаешь, — сказал я. — Знать «меня» в этом смысле — значит ограничивать меня, бетонируя в нечто окаменевшее и предсказуемое.
— Дайс-дерьмо! Я просто хочу знать такого тебя, который мягок и предсказуем. Как я могу радоваться тому, что мы вместе, если я знаю, что ты в любой момент можешь — оп! — исчезнуть из-за какого-то случайного падения кубика?
Я вздохнул и опять опустился на локти.
— Если бы я был здоровым, нормальным невротичным любовником, моя любовь в любой момент могла бы точно таким же случайным образом испариться.
— Но тогда я могла бы почувствовать, что к этому идет; я могла бы бросить тебя первой. — Она улыбнулась.
Я резко сел.
— Всё может испариться в любой момент. Всё! — сказал я с неожиданной горячностью. — Ты, я, самая твердокаменная личность со времен Кэлвина Кулиджа: смерть, разрушение, отчаяние могут нанести удар. Жить, допуская иное, — это безумие.
— Но Люк, — сказала она, кладя теплую руку мне на плечо. — Жизнь будет идти более или менее одинаково, и мы тоже. Если…
— Никогда!
Она ничего не сказала. Ее рука мягко скользнула с моего плеча на затылок и гладила мои волосы. Через несколько секунд я сказал тихо:
— Я люблю тебя, Линда. И «я», которое любит тебя, всегда будет тебя любить. Нет ничего важнее этого.
— Но сколько продлится это «я»?
— Оно будет длиться всегда, — сказал я.
Ее рука замерла.
— Всегда? — сказала она очень тихо.
— Всегда. Может, даже дольше. — Я повернулся на бок, взял ее руку и поцеловал ладонь. Я посмотрел ей в глаза с игривой улыбкой.
Серьезно вглядываясь в меня, она сказала:
— Но это «я», которое любит меня, может заменить другое, нелюбящее «я», которое навсегда загонит его в подполье и лишит возможности выражать себя?
Я кивнул, продолжая улыбаться:
— «Я», которое любит тебя, захочет устроить всё так, чтобы вся моя оставшаяся жизнь была неизменной — чтобы оно могло гарантированно и непрерывно реализоваться. Но это будет означать постоянное зарывание в землю большинства других «я».
— Не важно, есть у тебя эго или нет, существуют естественные желания и навязанные действия. Забраться на меня и трахнуть будет естественным действием; следовать воле Жребия и стать на колени в песок, чтобы подрочить, — нет.
Я неуклюже стал на колени на песок и начал спускать плавки.
— О Боже, — сказала Линда. — Я слишком много болтаю.
Но я улыбнулся и подтянул плавки.
— Ты права, — сказал я, пододвинулся и естественным образом положил голову на ее теплое мягкое бедро.
— Так какие у тебя естественные желания? Чего ты в самом деле хочешь?
Молчание.
— Я хочу быть с тобой. Я хочу солнца. Любви, ласк, поцелуев. [Пауза.] Воды. Хороших книг. Возможности вести дайс-жизнъ с другими людьми.
— Но чьих поцелуев, чьих ласк?
— Твоих, — ответил я, щурясь на солнце. — Терри, Арлин, Лил, Грега. Других. Женщин, которых я встречаю на улице.
Она не отвечала.
— Хорошей музыки, возможности писать, — продолжил я. — Хороший фильм время от времени, море.
— Я подумала… Ха! Уж насколько я не была романтичной, тебе и до этого далеко, да?
— Не этому конкретному «я».
— Тем не менее ты очень меня любишь, — сказала она.
Я поднял взгляд и обнаружил, что она мне улыбается.
— Я люблю тебя, — сказал я, глядя ей в глаза.
Мы смотрели друг другу в глаза дольше минуты, проникновенно и тепло.
Потом она сказала ласково:
— Да пошел ты.
Мы смотрели, как чайка кружится и падает вниз, и Линда начала что-то спрашивать, но остановилась. Я повернул голову и прижался ртом к внутренней стороне ее бедра. Оно было горячим и соленым.
Она вздохнула и оттолкнула мою голову.
— Тогда не раздвигай ноги, — сказал я.
— Я хочу раздвигать ноги.
— Ладно, — сказал я, и зарылся головой между ними, и всосал крепкий горячий изгиб другого бедра. Я заработал средней силы толчок в голову, но теперь я одной рукой обнимал ее и держался крепко.
Ее пальцы успокоились у меня в волосах, и она сказала:
— Некоторые вещи хороши естественным образом, а другие нет.
— М-м-м-м-м, — сказал я.
— Дайс-жизиь временами уводит нас от того, что естественным образом хорошо.
— М-м-м-м-м-м.
— Думаю, это очень плохо.
Я оторвал свой рот от ее бедра и приподнялся на локте.