Его отец, пастор Кеннон, казался хорошим человеком — в традиционном смысле этого слова, то есть умеренно-консервативным поборником существующего порядка вещей. Сын же продолжал бунтовать — отказывался, например, лечиться у частного психиатра, отказывался работать, отказывался жить дома, кроме тех случаев, когда его это почему-либо устраивало. Тогда отец решил поместить его в клинику Квинсборо, подразумевая, что лечить Эрика буду я.
— Доктор Райнхарт, — раздался вдруг на уровне моего локтя голосок хорошенькой стажерки. — К вам пастор Кеннон с супругой.
— Здравствуйте, — машинально произнеся и обнаружил, что пожимаю пухлую руку человека с приятным лицом и густыми седеющими волосами. Он широко улыбнулся.
— Рад познакомиться, доктор. Много слышал о вас от доктора Манна.
— Добрый день, доктор, — произнес мелодичный женский голос.
Миссис Кеннон, маленькая и миловидная, стояла за левым плечом мужа, испуганно улыбаясь и поглядывая туда, где, оглашая больничный коридор пронзительными воплями, мимо кабинета медленно плелась вереница ведьм. Пациентки были одеты с таким неописуемым уродством, что выглядели как статисты, отстраненные от участия в спектакле «Марат-Сад»[24] из-за того, что слишком переусердствовали с костюмами и гримом.
За нею стоял и сам Эрик. Он был в костюме и при галстуке, однако чрезмерно длинные волосы, очки без оправы и горящие не то безумным, не то божественным огнем глаза решительно не вязались с обликом юноши из приличной семьи среднего класса.
— Вот наш мальчик, — сказал пастор Кеннон с улыбкой, которая выглядела искренне дружеской.
Вежливо кивнув, я пригласил их сесть. Пастор с женой протиснулись мимо меня и уселись, но Эрик загляделся на женщину, замыкавшую шествие. Жуткого вида, беззубая, волосы как пакля, она замедлила шаги и послала ему жеманную улыбку:
— Ах ты, красавчик! Навести меня как-нибудь.
Юноша еще мгновение смотрел на нее, потом улыбнулся и ответил:
— Обязательно.
Потом со смехом метнул на меня горящий взгляд и прошел к своему стулу. Наивный сопляк.
Я непринужденно плюхнулся на край стола напротив Кеннонов и примерил на себя улыбку вроде «вот-и-славно-теперь-можно-наконец-потолковать-по-душам». Эрик сидел справа от меня у окна, чуть позади родителей, и глядел на меня дружелюбно и выжидательно.
— Надеюсь, вы понимаете, пастор, что, помещая Эрика в больницу, вы слагаете свои родительские полномочия?
— Разумеется, доктор Райнхарт. Я полностью доверяю доктору Манну.
— Хорошо. Надеюсь также, что и вы, и Эрик сознаете, что здесь — не летний лагерь, а психиатрическая лечебница штата…
— Это отличное место, доктор Райнхарт, — сказал на это пастор Кеннон. — Мы, жители штата Нью-Йорк, имеем все основания гордиться ею.
— Хм-м-м, да, — сказал я и повернулся к Эрику. — А ты что думаешь по этому поводу?
— Забавно, как копоть на стекла легла…
— Мой сын считает, что весь мир сошел с ума.
Эрик все еще с видимым удовольствием любовался окном.
— Нужно признать, гипотеза по нашему времени более чем приемлемая, — сказал я, — но она едва ли вытащит тебя из этой больницы.
— Не вытащит, а втащит, — ответил он.
И мы впервые за все это время посмотрели друг другу в глаза.
— Хочешь, я попытаюсь помочь тебе? — спросил я.
— Ну как вы можете помочь кому бы то ни было?
— За эти попытки мне прилично платят.
На это он все с той же дружелюбной, ни тени издевки, улыбкой ответил:
— А моему отцу платят за то, чтобы он нес слово Истины.
— Здесь тебе, скорее всего, придется несладко.
— Думаю, здесь я буду как дома.
— Немногие из тех, кто пребывает здесь, по-прежнему хотят улучшить мир, — сказал пастор.
— Каждый хочет улучшить мир, — чуть резче ответил Эрик.
Я слез со стола и обошел его кругом, чтобы сесть и полистать медицинскую карту Эрика. И, глядя поверх очков, словно мог так хоть что-нибудь увидеть, сказал пастору:
— Прежде чем вы уйдете, мне бы хотелось поговорить с вами об Эрике. Побеседуем в его присутствии или предпочитаете наедине?
— Мне все равно, — ответил он. — Ему известно все, что я думаю по этому поводу. Вероятно, он выкинет какой-нибудь номер, но я к этому уже привык. Пусть остается.
24
Пьеса П. Вайса, полное название «Преследование и убийство Жана-Поля Марата, представленное артистической труппой психиатрической лечебницы в Шарантоне под руководством господина де Сада».