Конечно же, я превратил в кровавое месиво президента Никсона, шестерых таксистов, четырех пешеходов, шестерых соперников-психиатров и нескольких женщин. Мою мать накрыло лавиной, и она до сих пор могла оставаться там живой — это всё, что было мне известно о ее судьбе.
Поскольку я был американцем, я должен был убивать. Ни один уважающий себя Человек Жребия не мог день за днем честно записывать варианты, не включая в них убийство или настоящее изнасилование. Я начал с того, что стал вводить изнасилование какой-нибудь случайно выбранной женщины как вариант с низкой вероятностью, но Жребий его игнорировал. Неохотно, робко, с моим старым другом-страхом, который возродился и заворочался у меня в кишках, я придумал вариант «убить кого-нибудь в перспективе». Я дал ему всего один шанс из тридцати шести (глаза змеи) и предлагал на рассмотрение три-четыре раза в год, но Жребий игнорировал его.
Но потом, в один восхитительный день бабьего лета, когда птицы щебетали в кустах у недавно снятого мной фермерского дома в горах Катскилл, осенние листья кружили на ветру и слепили на солнце, а маленький щенок гончей, которого мне только что подарили, помахивал хвостом у моих ног, Жребий, имея десять различных вариантов с различными вероятностями, выдал две единицы — глаза змеи: «Я попытаюсь кого-нибудь убить».
Я чувствовал смесь острейшей тревоги и возбуждения — но не было ни капли сомнения, что я это сделаю. Бросить Лил было тяжело (пусть теперь я смеюсь над своими тревогами), но убить кого-то казалось не более сложным, чем обчистить аптеку или ограбить банк. Была некоторая тревога, потому что под угрозу ставилась моя жизнь; было возбуждение погони; и еще было любопытство: кого именно я убью?
Огромное преимущество того, что ты воспитывался в культуре насилия, заключается в том, что на самом деле не важно, кого убивать — негров, вьетнамцев или свою мать: пока ты можешь найти причину, убивать будет приятно. Однако же, как Человек Жребия, я чувствовал себя обязанным позволить Жребию выбрать жертву. Я бросил кубик, задумав так: «нечетные» — я убью человека, которого знаю, «четные» — убью незнакомца. Почему-то я думал, что Жребий предпочтет незнакомца, но он показал единицу; «нечетные» — человека, которого я знал.
Я решил, что будет справедливо, если одним из людей, которых я мог бы убить, был бы я сам, и потому мое имя должно получить шанс наравне с остальными. Хотя я «знал» сотни людей, я не думал, что Жребий подразумевал, чтобы я дни напролет пытался вспомнить абсолютно всех моих друзей, дабы не лишить никого из них шанса быть убитым. Я завел шесть списков, каждый на шесть позиций для знакомых мне людей, и записал под первыми номерами Лил, Ларри, Эви, Джейка, свою мать и себя. На вторые позиции я поставил Арлин, Фреда Бойда, Терри Трейси, Джозефа Файнмана, Элейн Райт (нового друга в тот период) и доктора Манна. Номер три: Линда Райхман, профессор Боглз, доктор Крум, мисс Рейнголд, Джим Фрисби (мой новый домовладелец в Катскилле) и Фрэнк Остерфлад. И так далее. Не стану приводить вам все тридцать шесть имен, но чтобы вы убедились, что я, как мог, старался включить всех, отмечу, что для последней позиции моих списков я придумал шесть общих категорий: деловое знакомство; некто, с кем я познакомился на вечеринке; некто, кого я знал только по письмам или литературе (например, известные люди); некто, кого я не видел по меньшей мере пять лет; ученик ЦЭПСС или штатный сотрудник, ранее не включенный в список; и некто, достаточно богатый, чтобы это оправдывало грабеж и убийство.
Затем я вполне буднично бросил кубик, чтобы выяснить, в каком из шести списков Жребий будет выбирать жертву. Жребий выбрал список номер два: Ларри, Фред Бойд, Фрэнк Остерфлад, мисс Вэлиш, X. Дж. Виппл (филантроп и благодетель Дайс-Центров) или некто, с кем я познакомился на вечеринке.
Тревога ядом разлилась по моему организму, главным образом при мысли об убийстве своего сына. После своего внезапного ухода пятнадцать месяцев назад я видел его только раз, и тогда он был сдержан и смущен, хотя поначалу и бросился в мои объятия с подлинной любовью. Кроме того, он был первым дайс-малъчиком в мировой истории, и позором будет… Нет, нет, только не Ларри. Или давайте хотя бы надеяться, что не он. И Фред Бойд, моя правая рука, один из ведущих практиков и защитников дайс-терапии и человек, который мне очень нравился. Его отношения с Лил делали убийство и его, и Ларри особенно неприятным; убить Фреда выглядело мотивированным и потому тревожило вдвойне.