— Я и плыву. Беда в том, что с этой книжкой я сел на мель. И не знаю, как сдвинуться с места.
— Н-да.
Я заметил, что вожу игральной костью по бархату стола, и понял, что надо как-то успокоиться.
— Кстати, Тим, я провел первую беседу с тем мальчиком, которого ты отправил ко мне в больницу Квинсборо. И знаешь ли, что…
— Не знаю и знать не хочу. Если только ты не намерен опубликовать результаты.
Он все так же избегал моего взгляда, и эта грубая реплика задела меня.
— Если не пишешь, значит, не мыслишь, — продолжал доктор Манн. — А если не мыслишь, то и не живешь.
— Раньше я и сам так считал.
— Верно! А потом открыл дзэн.
— Открыл.
— И писать тебе стало скучно.
— Чистая правда.
— А мыслить?
— И мыслить тоже, — сказал я.
— Может быть, что-то не так с дзэном? — сказал он.
— Может быть, что-то не так с мыслями?
— В последнее время такие фразочки в ходу особенно у тех, кто склонен мыслить, но согласись, что сказать: «Я всерьез думаю, что думать — бессмысленно» — звучит абсурдно. Для меня, по крайней мере.
— Не только звучит. Это и есть абсурд. Как и психоанализ.
Он взглянул на меня, морщинки вокруг его левого глаза подергивались.
— Психоанализ дал больше новых знаний о человеческой душе, чем все мыслители вместе взятые за предыдущие два миллиона лет. Дзэн популярен долгое время, только я не заметил особого потока знаний, который бы от него исходил.
Без видимого раздражения он выпустил в потолок еще одно энергичное облако-гриб. Я крутил в руках кубик, нервно поглаживая пальцами маленькие точки. Я продолжал смотреть на него, а он на Фрейда.
— Тим, я не собираюсь еще раз спорить с тобой о достоинствах и недостатках дзэна. Я уже говорил тебе, что не могу сформулировать то, что дал мне дзэн.
— Умственное малокровие — вот что он тебе дал.
— Может, он дал мне смысл. Ты знаешь, что восемьдесят процентов того, что печатают в психоаналитических журналах, — дерьмо. Бесполезное дерьмо. В том числе мое. — Я помолчал. — В том числе… и твое.
Он задумался, а потом хихикнул.
— Тебе известен первый принцип медицины: нельзя вылечить пациента, не взяв его дерьма на анализ, — сказал он.
— А кого нужно лечить?
Он лениво перевел взгляд, посмотрел мне в глаза и сказал:
— Тебя.
— Ты анализировал меня. В чем проблема? — я пристально посмотрел на него в ответ на его пристальный взгляд.
— Ничего такого, чего нельзя было бы вылечить небольшим напоминанием, что такое жизнь.
— Какая чушь, — сказал я.
— Ты не из тех, кто любит себя подстегивать, а тут появляется дзэн и говорит: «плыви с потоком».
Он помолчал и, не отводя взгляда, бросил трубку в пепельницу на столик рядом.
— Твой поток, как и следовало ожидать, застыл.
— Готовит хорошую плодородную почву, — сказал я с попыткой засмеяться.
— Ради Бога, Люк, не смейся, — сказал он громко. — Ты сейчас живешь впустую. Растрачиваешь свою жизнь.
— Разве не все мы заняты тем же?
— Конечно, нет. Джейк не тратит жизнь впустую. Я не трачу. Хорошие люди в любой профессии не тратят. И ты не делал этого еще год назад.
— Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил[29]…
— Люк, Люк, послушай меня, — взволнованно сказал он.
— Ну и?..
— Давай продолжим твой анализ.
Я потер кубик о тыльную сторону руки и, не успев подумать, ответил:
— Нет.
— Да что с тобой? — сказал он резко. — Почему ты потерял веру в значимость своей работы? Объясни, сделай такую милость!
Сорвавшись со стула, как блокирующий полузащитник при виде удара на квотербека, я в два шага проскочил мимо доктора Манна через всю комнату к большому окну с видом на Центральный парк.
— Мне скучно. Скучно. Прости, но мне нечего больше тебе сказать. Мне наскучило дотягивать несчастных пациентов до скуки нормальных людей, наскучили банальные эксперименты, пустые статьи…
— Это симптомы, а не анализ.
— Испытать что-то в первый раз… Первый воздушный шарик, поездка в другую страну. Пылкая страсть с новой женщиной. Первая зарплата, неожиданность первого большого выигрыша за покерным столом или на ипподроме. Волнующее уединение, когда ты путешествуешь автостопом и стоишь на шоссе на ветру в ожидании, что кто-то остановится и предложит подвезти — может быть, до городка в трех милях по дороге, может быть, до новой дружбы, может быть, до смерти. Радостное возбуждение, которое испытываешь, когда понимаешь, что наконец написал хорошую статью, сделал блестящий анализ или отбил классную подачу слева. Захватывающее ощущение новой философии жизни. Или нового дома. Или своего первого ребенка. Вот чего мы хотим от жизни, а сейчас… всё это ушло, и ни дзэн, ни психоанализ, похоже, не способны это вернуть.