— До чего же мне надоело все это… дерьмо. (Пауза.) Сама не знаю, на кой черт я сюда прихожу. (Пауза.) От вас проку — как от хиропрактика. (Пауза.) Господи, чего бы я ни отдала, лишь бы только однажды встретить МУЖЧИНУ. А попадаются… одни слюнтяи-онанисты. Исключительно. (Пауза.) Что за… мир такой! И как только люди переносят эту свою убогую жизнь? Вот у меня есть деньги, голова на плечах, секс — а я готова завыть с тоски. А что же держит всех этих мелких болванов, у которых ничего нет, что их-то заставляет жить! (Пауза.) С каким бы наслаждением я взорвала этот траханый город, чтоб камня на камне не осталось. (Долгая пауза.)
Уик-энд я провела с Куртом Роллинсом. К вашему сведению, он только что выпустил роман, который «Партизан ревью»[46] назвал, вот послушайте, я процитирую: «самым ошеломительным и поэтичным произведением последних лет». Конец цитаты. (Пауза.) Его проза подобна молнии: резкая, стремительная, сверкающая; это Джойс с энергией Генри Миллера. (Пауза.) Сейчас он работает над новой книгой про четверть часа из жизни мальчика, только что потерявшего отца. Нет, вы представляете — целый роман про пятнадцать минут?! Сам Курт — тоже ничего себе. Девушки сами вешаются ему на шею. (Пауза.) Только вечно без денег. (Пауза.) И еще забавно, он вроде бы не очень любит секс. Трах-бах — и бежит за письменный стол. Трах-бах. (Пауза.) Впрочем, ему нравится, как я отсасываю. Но…
Мне хочется отрубить ему руки. Хрясь-хрясь — и нету. Тогда он мог бы диктовать свой роман мне. Да, отрубить ему руки. Я полагаю, это значит, что я хочу его кастрировать. Может быть. Не думаю, что это сильно бы его огорчило. Скорее, он бы обрадовался, что больше времени останется на эти его драгоценные писания про четверть часа из жизни какого-то маленького засранца. (Пауза.) «Ошеломительный роман…» Скажите, пожалуйста! В нем изящество позднего Генри Мелвилла и мощь умирающей Эмили Дикинсон. А вы хоть знаете, о чем он? Впечатлительный юноша узнает, что у его матери роман с человеком, который учит его любить поэзию. Впечатлительный юноша впадает в отчаянье. «О Шелли, зачем ты покинул меня?» (Пауза.) Очередной слюнтяй-онанист, вот и все! (Пауза.)
Что-то вы сегодня все молчите? Хоть бы поддакнули разок или переспросили «Вот как?». Вы не забыли, что я вам плачу сорок баксов в час? За такие деньги можно было бы расщедриться на два-три «да-да» в минуту.
— Сегодня что-то не тянет.
— Ах, не тянет? А мне какое дело?! А меня тянет трижды в неделю вываливать тут перед вами свою помойку?! Давайте, доктор Райнхарт, пора наладить тягу. Мир построен на том, что всем приходится хлебать дерьмо и не морщиться. Давайте, давайте разомкните уста. Ведите себя как психиатр. Хотелось бы услышать ваше верное эхо.
— А мне сегодня хотелось бы услышать, что бы вы сделали, если бы могли заново создать мир, чтобы он отвечал вашим… самым высоким мечтам.
— Бросьте вы этот вздор. Превратила бы его в огромное мужское яйцо, что ж еще?
(Пауза. Долгая пауза.)
— А сначала истребила бы всех двуногих тварей… всех, ну, скажем, почти всех… за ничтожным исключением. Потом снесла бы ВСЁ, что они понастроили… Камня на камне бы не оставила. И пустила бы сюда животных… Нет, не пустила бы… Я бы их тоже изничтожила. Пусть остаются только травка и цветочки. (Пауза.) Не могу представить себе людей. (Пауза.) Да и себя саму — тоже. Меня тоже бы надо стереть с лица земли. Да! Вот оно! Самая моя светлая мечта — пустой мир. Парень, это то, что надо! Маленькие моллюски на озере Ремо оценят это. Но в этом моем мире им тоже места не будет! Пустой, пустой, пустой мир.
— Вы можете представить себе человека, который бы мог вам понравиться?
— Доктор, я вообще не выношу людей. Точно знаю. Свифт их ненавидел, Марк Твен терпеть не мог, так что я в хорошей компании. Это болваны восхищаются болванами, а стадо — стадом. Какая бы я ни была, а все же мне хватает мозгов понять: хорошие люди — либо слабаки, либо жулики. Вас, кстати, это тоже касается. Вообще-то вы, психиатры, самые большие жулики из всех.
— Почему вы это говорите?
— Этот ваш дутый кодекс профессиональной этики. Вы за ним прячетесь. Я вот четыре недели лежу перед вами, рассказываю про свое дурацкое, жестокое, распутное, бессмысленное поведение, а вы только киваете, как китайский болванчик, и со всем соглашаетесь. Я верчу перед вами задницей, сверкаю ляжками, а вы придуриваетесь, делая вид, что не понимаете, зачем я это делаю. Вы не признаете ничего, кроме того, что я выражаю словами. Что ж, ладно! Я хочу почувствовать ваш член. (Пауза.) А теперь добрый доктор скажет спокойным глупым голосом: «Вы сказали, что хотели бы почувствовать мой член?» А я отвечу: «Да, это началось у меня года в три, когда мой отец…» А вы продолжите: «Итак, вы полагаете, будто желание почувствовать мой член впервые возникло у вас…» И пошло-поехало! И мы с вами оба будем делать вид, будто слова ничего не значат…