Чувствуя превосходство своего богатого воображения и неудобство классической позы йоги, я вытянул обе руки вверх. Стук в дверь.
— Йо! — ответил я, все еще с вытянутыми вверх руками, отчего смокинг причудливо натянулся. Внутрь просунулась голова Джейка.
— Скажи, Люк, детка, мисс Рейнголд рассказывала мне неч… — Он увидел меня. Привычный пронизывающий взгляд Джейка не смог полностью справиться со зрелищем: он дважды моргнул.
— Что случилось, Люк? — осторожно спросил он.
Я засмеялся.
— Ах, это, — сказал я, показывая на смокинг. — Затянувшаяся вечеринка. Я пытаюсь проснуться, прежде чем придет Остерфлад. Надеюсь, я не расстроил мисс Р.
Он замялся, пухлая шея и круглое лицо по-прежнему оставались единственными частями его тела, просочившимися в комнату.
— Ну, — сказал он, — да. Она говорит, ты ее уволил.
— Чушь, — ответил я. — Я рассказал ей анекдот, который услышал вчера на вечеринке; он был, наверное, немного похабный, но ничего такого, что огорчило бы Марию Магдалину.
— Понятно, — сказал он, и его фирменный взгляд набрал силу, очки стали двумя летающими тарелками, в отверстиях которых пряталось смертоносное лучевое оружие. — Ладно, — сказал он. — Прости, что потревожил.
Лицо исчезло, дверь закрылась. Несколько минут спустя мою медитацию прервала открывшаяся дверь и повторное явление очков Джейка.
— Она хочет, чтобы я проверил, что ее не уволили.
— Скажи ей приходить на работу завтра в полной готовности.
— Ладно.
Когда вошел Остерфлад, я хромал по комнате, пытаясь вернуть ногам кровообращение. Он автоматически направился к кушетке, но я его остановил.
— Нет, не нужно, мистер О. Сегодня вы сядете здесь, а я лягу на кушетку.
Я устроился поудобнее, пока он неуклюже протискивался к моему креслу за столом.
— Что случилось? Доктор Райнхарт, вы…
— Я сегодня в приподнятом настроении, — начал я, заметив в углу на потолке впечатляющую паутину. Сколько лет ее созерцали мои пациенты? — Я чувствую, что сделал значительный прорыв на пути к Новому Человеку.
— Какому новому человеку?
— Человеку Случайному. Человеку Непредсказуемому. Сегодня я наглядно доказываю, что от привычек можно избавиться. Что человек является свободным.
— Хотел бы я избавиться от привычки насиловать маленьких девочек, — сказал он, пытаясь вернуть внимание к себе.
— Есть надежда, О., есть надежда. Просто делайте противоположное тому, что вы обычно делаете. Если вам хочется их насиловать, засыпьте их конфетами и добротой, а потом уходите. Если вам хочется избить шлюху, позвольте ей избить вас. Если вам хочется увидеть меня, идите вместо этого в кино.
— Но это непросто. Мне нравится делать людям больно.
— Верно, но вы можете обнаружить, что найдете удовольствие и в доброте. Сегодня, например, я обнаружил, что бегать на работу гораздо приятнее, чем ездить, как я обычно делаю, в такси. Я также понял, что моя жестокость к мисс Рейнголд может внести некую свежую струю. Обычно я был с нею мил.
— А я-то удивился, отчего она плачет. Что случилось?
— Я сказал, что у нее несвежее дыхание и вообще от нее плохо пахнет.
— Господи Иисусе.
— Да.
— Это отвратительно. Я бы никогда так не сделал.
— Надеюсь. Но городские органы здравоохранения подали официальную жалобу, потому что все здание начало смердеть. У меня не было выбора.
В последовавшей тишине я услышал скрип стула; возможно, он откинулся назад, но оттуда, где я лежал, видно не было. Я видел только часть двух стен, книжные шкафы, книги, мою паутину и единственный маленький портрет Сократа, пьющего яд из цикуты. Мой вкус в выборе успокоительных картин для пациентов показался мне неоднозначным.
— Я тоже в последнее время очень даже повеселел, — задумчиво сказал Остерфлад, и я понял, что хочу вернуть его внимание к моим проблемам.
— Конечно, избавление от привычек тоже может быть трудным занятием, — сказал я. — Например, мне показалось сложным придумывать новые методы и места для мочеиспускания.
— Кажется… почти уверен, что вы, возможно, подвели меня к прорыву, — сказал Остерфлад, игнорируя меня.
— Особенно меня заботит мой следующий стул, — продолжил я. — Похоже, у общества есть четкие пределы того, что считается допустимым. Вам могут позволить любого рода странности и бессмысленные ужасы — войны, убийства, браки, трущобы, — но испражнение где угодно, кроме туалета, будет обязательно сочтено отвратительным.
— Знаете, если бы… я только, как мне кажется, смог избавиться от пагубной страсти к маленьким девочкам, только бы… потерял интерес к ним, я был бы в порядке. Большие девочки не против, или их можно купить.