Я остановился: она ждала, что я скажу дальше, распахнув глаза. Я тоже этого ждал, только прищурившись. Я потянулся, чтобы снова выключить свет. Наши лица, разделенные лишь тремя футами, всё равно были хорошо различимы в лунном свете.
— Я не хотел говорить тебе, пока… не пойму, имеет ли эксперимент ценность: ты могла бы отвергнуть меня, противиться эксперименту, положить конец нашей любви.
— О нет, я бы не стала.
— Я знал, что настанет момент, когда я смогу рассказать тебе всё. На той неделе я решил на время прервать эксперимент, чтобы мы снова могли быть вместе.
Она так сильно сжимала мне руку, что это меня пугало.
— Я бы пошла с тобой, — сказала она. — Я бы это сделала, любимый. Эти козлы думают, что ты сходишь с ума. Я бы подняла их на смех, если бы знала. [Пауза.] Почему? Ты должен был мне сказать.
— Теперь я это знаю. Я понял это, как только освободил себя от эксперимента: мне следовало раньше посвятить тебя во все это.
— Но… — она по-прежнему не сводила с меня сверкавших в лунном свете глаз и, казалось, нервничала, испытывая неуверенность и любопытство. — Что это были… за эксперименты?
Я чувствовал себя таким бледным и окаменевшим, что, наверное, выглядел в лунном свете как заброшенная статуя.
— Ну, к примеру, я отправлялся в места, которых никогда раньше не видел, притворялся кем-то, отличным от себя, чтобы увидеть реакцию людей. Намеренно экспериментировал с едой, голоданием, наркотиками, даже пьянством.
— Правда? — И она улыбнулась, а слезы заливали ей щеки и подбородок, как у ребенка под дождем.
— Это доказало, что, когда я пьян, я веду себя, как другие пьяные люди.
— Ох, Люк, но почему ты мне не сказал?
— Безумный ученый во мне настаивал: если бы я признался тебе, что ставлю эксперименты, твоя реакция была бы с экспериментальной точки зрения бесполезной и богатейшие данные были бы потеряны.
— И… и эксперимент… закончен?
— Нет, — ответил я. — Нет, Лил, не закончен. Но теперь мы будем… экспериментировать вместе, и одиночество, которое мы оба чувствовали, прекратится.
— Но…
— Что, солнышко?
— Наша жизнь вроде той, как в последние дни, тоже закончится?
Снизу, где собрались постояльцы, раздался взрыв смеха.
— Похоже, они там неплохо проводят время, — сказал я.
— Это закончится? — снова мягко спросила она.
— Конечно, закончится, солнышко, — сказал я, пытаясь отважиться и посмотреть на нее. — Это закончится, вернусь я к экспериментам или нет, ты же знаешь. Нам было так хорошо в эти дни, потому что до этого наша жизнь была сущим адом. Не нужно быть ученым, чтобы знать, что счастье не длится долго.
Рыдая, она бросилась в мои объятия.
— Я хочу, чтобы оно длилось. Хочу, чтобы оно длилось, — повторяла она.
Я гладил и целовал ее, бормотал милую чепуху, испытывая беспомощность от того, что плохо справляюсь с ситуацией, и чувствовал себя кошмарно. Часть меня представляла, как я вовлекаю Лил в еще более радикальные игры со Жребием, чем те, в которые я мог играть в одиночку. Вероятно, я бы даже смог ее изменить. Другая часть меня чувствовала себя крайне одинокой, покинутой всеми.
Рыдания сменились шмыганьем носом, потом она оставила меня и убежала в ванную. Когда она вернулась на то же самое место на кровати, ее лицо и волосы были приведены в порядок, и я с удивлением увидел, что смотрит она холодно.
— Ты вел записи этих экспериментов? — спросила она.
— Некоторых да. И написал короткие эссе с анализом различных гипотез, которые я проверял.
— Ты экспериментировал со мной?
— Конечно да, солнышко. Поскольку я провожу эксперименты над собой и живу с тобой, многие эксперименты затрагивали и тебя.
— Я имею в виду, экспериментировал ли ты прямо… пытался ли заставить меня что-то делать?
— Я… нет-нет, я этого не делал.
— Ты экспериментировал с сексом? С другими женщинами?
Вот оно!
Я заколебался.
Друзья мои мужчины, внимание. Бывают вопросы, которые требуют любого ответа, кроме колебания. «Ты меня любишь?», например, не является вопросом, а выступает как стимул в последовательности «стимул — отклик»: «Ты меня любишь?» — «О моя дорогая, да». Вопрос «Ты спал с ней?» требует немедленного ответа «да» или «нет»: уклончивость подразумевает вину. Вопрос «Ты экспериментировал с другими женщинами?» требовал немедленного ответа «Да, конечно, солнышко, и это сделало меня ближе к тебе, чем когда-либо». После чего последовали бы слезы, пощечины, брань, отдаление и в конце концов любопытство и примирение. Колебание же, с другой стороны…