Но как произносить мне эти так называемые «приподнятые» слова, когда Султан боится слов, особенно звучных, больше, чем дюжины остроносых «мессершмиттов» сразу.
Нет, слова не должны звенеть. Пусть уж лучше выскажутся несколько цифр. За годы Великой Отечественной войны Султан Амет-Хан выполнил боевых вылетов — 603. Он сбил самолетов противника 30 лично и 18 в группе. По состоянию на 1 января 1965 года Султан Амет-Хан награжден:
Золотыми Звездами Героя Советского Союза 2.
Медалью лауреата Государственной премии 1.
Орденами Ленина 3.
Орденами боевого Красного Знамени 4.
Орденом Александра Невского 1.
Орденом Отечественной войны I степени 1.
Орденом Красной Звезды 1.
Орденом «Знак Почета» 1.
Оборонными медалями 4.
Замечу в качестве примечания: за последние пятнадцать лет мне ни разу не довелось видеть Султана Амет-Хана во всех его высоких регалиях.
Окончилась война. Грохнул и умолк последний салют. Золотом по мрамору мы поклялись: «Вечная слава героям, павшим в боях за независимость нашей Родины». Затихли оркестры. Прошло затянувшееся похмелье победителей. На земле снова стало тихо.
Живым надо было жить.
Гвардии майора Амет-Хана откомандировали в военную академию имени Фрунзе.
Его ждали чинные аудитории, аккуратно наклеенные на полотно карты; оружие с просверленными казенниками стволов — это оружие не должно было стрелять, оно должно было собираться и разбираться; игрушечные макеты военных объектов, миниатюр-полигоны, выполненные руками первоклассных декораторов…
В высоких академических стенах Султану предстояло осмысливать и переоценивать боевой опыт — свой, противника бывшего и противника вероятного.
Амет-Хана хватило на неделю.
Нет, не трудности академической программы сразили боевого летчика. С этими трудностями можно было еще сладить. Его ввергло в грусть и отчаяние ощущение замкнутого пространства, в котором он очутился. Между Султаном и небом залегли этажи прославленного учебного заведения.
Этажи, этажи, этажи…
А над этажами перехлестнулись балки, а над балками вознеслись стропила, на стропилах лежала крыша… И вся эта многослойная «броня» должна была удерживать его пять долгих лет. Султан запросил пощады:
— Не могу я не летать. Не могу.
— Тебе надо учиться, — говорили Амет-Хану. — Положа руку на сердце признайся: тебе ж не хватает знаний, военной культуры, кругозора. Академия сделает тебя широкообразованным офицером. Надо же смотреть в будущее.
— Это правильно. Все правильно. Согласен. Но я не могу не летать.
В конце концов ему пошли навстречу, перевели в Военно-Воздушную командно-штурманскую академию. Обещали: здесь будешь учиться и периодически подлетывать, не очень часто придется летать, но пилотировать не разучишься.
Из замкнутого пространства Султана выпустили в пространство ограниченное. Это он почувствовал очень скоро.
Есть рыбы, способные жить в аквариумах, некоторые даже дают потомство, не замечая ни стеклянных стен, ни электрической подсветки, имитирующей солнце, ни искусственных гротов, предназначенных, видимо, для рыбьего уюта… Но то рыбы.
Султан понимал, как правы его фронтовые товарищи, недавние герои воздушных боев, мертвой хваткой вцепившиеся в академическую науку. Он знал: эти ребята со временем станут генералами, им доверят командовать частями, соединениями, может быть даже всеми Военно-Воздушными Силами страны. Он от души желал им маршальских звезд и головокружительных успехов. А сам… Впрочем, вот его подлинные слова:
— Со второй академией я покончил в шесть месяцев. Подал рапорт — демобилизовался. Понимаешь: я хотел летать. Летать для меня самое главное. Это не только профессия — это жизнь.
Султан Амет-Хан выбрал себе трудную судьбу, судьбу летчика-испытателя.
Да-а, он-то выбрал себе судьбу, а вот судьба совсем не торопилась сделать его своим избранником. Судьба в облике начальника отдела кадров задавала вопросы:
— Общий налет? Образование? Семейное положение? Происхождение? Национальность? Место рождения?..
Вопросов было очень много.
Категорического отказа не последовало, но и распоряжения о зачислении на должность летчика-испытателя тоже не было.
— Подумаем, товарищ Амет-Хан, посоветуемся. Зайдите через недельку. Договорились?
Он приходил в назначенный срок, и все повторялось сначала: вопросы, глубокомысленное созерцание пейзажа за окном и назначение новой встречи.