Остальные, — не дурни, — все были угрюмы.
Знатоки порнографии, как и прежде, вели в том же духе со знанием дела беседу.
— Скажем, взять некрофилов.
— Извините, это только мужчины. Женщин нет.
— То есть как женщин нет?
— Как? Никак. Им никак невозможно. Им, поверьте мне, ну, никак невозможно.
В тамбур дверь открывалась и закрывалась — возня: проводник не пускал подвыпивших новеньких, пока не отряхнутся от снега. Мужички порезвились: поиграли в снежки, поспихнувши на насыпь друг дружку, теперь пришли посмотреть на шведок в Нью-Йорке.
Первый же с мороза пришедши, румяный, разгоряченный, объявил публике:
— «Союз» упал.
— Алешка, — обозналась Елена Глебовна.
— Ничего. Скоро тронемся. Сказали, чинить кончают.
Устраивались.
Проводник одеяло опустил.
— Ну что сидим? Поехали!
Последнее вовсе не к поезду относилось — к очередному видеофильму. Свет погасили. На экране вновь появилось изображение: то да се, да красивые девушки, еще одетые. Им было тепло. Там было море. Елена Глебовна не видела ничего. Не слышала ни чаек, ни музыки. В глазах у нее стояли слезы. Лешка спрашивал: «Ты-то как?» Ей было жалко Лешку, было жалко Алису, жалко себя. «Ну, теперь-то ты меня как, наконец, простила?» Елена Глебовна кивала головой и плакала. «И хорошо, — отвечал, вздыхая, Лешка и, как бы шутя, добавлял: — А говорила, не встретимся».
Девушки обходились без мужчин, верша свой мучительный труд. Слезы текли по щекам. Поезд не шел никуда, он стоял. Он стоял среди российских полей, запорошенный снегом, в девяти верстах от Пыталова, в сорока девяти от Острова, ну а дальше, а дальше-то как, надо дальше по карте.
Пьесы
БЕРЕНДЕЙ
В целом комедия
ЛИЦА
Рюрик
Володя
Плюс — контролер, прохожий, полицейский, местный житель
Действие происходит в достаточно цивилизованной стране.
Пролог — в поезде. Потом — на станциях.
Пролог
Вагон. Не такой, как у нас. Входят Рюрик и Володя, обремененные сумками и складным столиком.
Рюрик энергичен, Володя суетен — затаскивает тележку…
РЮРИК. Проходи, проходи, не стесняйся. Тяжесть какая. Давай, давай. (Помогает.)
ВОЛОДЯ. Ничего, я сам. (Осматривается.) Никак пустой?
РЮРИК. А тут в поездах никто не ездит. Тут у всех личный транспорт. Садись.
Усаживаются.
ВОЛОДЯ. Думал, не дотащу.
Поезд трогается.
РЮРИК. Дорого. Бензин дешевле.
ВОЛОДЯ (растерянно). Да?
РЮРИК. Это такие, как я, на поездах. А так дорого.
ВОЛОДЯ. Хорошо.
РЮРИК. Здравствуй, что ли. Мы с тобой так и не поздоровались… а? По-настоящему.
Обнимаются.
Сентиментальным стал.
ВОЛОДЯ. Скучаешь, наверное?
РЮРИК. Не то слово.
ВОЛОДЯ. Сильно скучаешь?
РЮРИК. Нет. Совсем не скучаю. Не то слово.
ВОЛОДЯ. Не скучаешь — «не то слово»?
РЮРИК. Не то слово, скучаю.
ВОЛОДЯ. Я и сказал, что скучаешь.
РЮРИК. Ты не то сказал. Не говори ничего. Не спрашивай.
Едут молча.
Ну как?
ВОЛОДЯ. Как?
РЮРИК. Понравилось? Или как?
ВОЛОДЯ. В смысле — что?
РЮРИК. В смысле — все. Ты же первый раз. Первое впечатление.
ВОЛОДЯ. Первое впечатление — ничего. Я еще не почувствовал.
РЮРИК. А мне сразу понравилось.
ВОЛОДЯ. У меня… сумки тяжелые — первое впечатление. Вагон пустой… Я еще не почувствовал. Я боялся, ты меня не встретишь… Тяжесть такая…
РЮРИК. За кого же ты меня принимаешь, Володька? «Не встречу»… Тут даже воздух другой.
ВОЛОДЯ. А далеко ехать?
РЮРИК. Не очень. Ну давай, рассказывай. Как твои?
ВОЛОДЯ. Мои — ничего.
РЮРИК. Татьяна твоя в театре по-прежнему? ВОЛОДЯ. Нет, уже не по-прежнему.
РЮРИК. Понятно. А Елена Васильевна?
ВОЛОДЯ. Ушла на пенсию.
РЮРИК. Правильно.
ВОЛОДЯ. Остановок пять?
РЮРИК. Восемь. Не бери в голову, все равно высадят. А Федкевич, ты видел Федкевича?
ВОЛОДЯ. Кого высадят, Рюрик?
РЮРИК. Да никого. Ты видел Федкевича?
ВОЛОДЯ. Почему высадят, я не понял?
РЮРИК. Может, и не высадят. Раз на раз не приходится. Да ты не волнуйся, тут в каждом поезде так… После каждой остановки… Он как заводной… Свистун. Туда-сюда.