Но до чего же ему плохо! Невыносимо! Видит-видит себя в палате у девчонок. Они срывают с него штаны, трусы... Хохочут! Об этом нельзя не думать. Он кусает губы в кровь, бьет себя по щекам, по лбу – и все равно видит себя там...
"Я убью! Убью Сашку!"
Сколько раз видел в фильмах, как убивали. Из автомата. Из пистолета. Саблей. Ножом. У него ничего этого нет – но как надо! надо убить эту тварь! Проклятую-страшную-мерзкую... Каких только слов ни заслужила гадина.
О, если б Сашка был связан! Скрип точилкой для карандашей строгал бы его задранный толстый кончик носа... Раз няня Люда изобразила, как хорек загрызает курицу. Если б гад был связан, Скрип загрыз бы его, как хорек курицу! И пел бы от счастья...
Помоги же кто-нибудь! Мать бросила его здесь. Мать, отец, бабушка – далеко, как далеки герои сказок. Как Финист Ясный Сокол. Как Марья Моревна. Их можно лишь представлять... Отец сидит дома за письменным столом, на котором горит лампа с темно-голубым абажуром. Стопка тетрадок. Отец их проверяет, он учитель. Обмакивает перо в красные чернила, исправляет ошибки, ставит отметки.
У стола стоит кожаный коричневый диван. Скрип так любил, лежа на диване, наблюдать за отцом... Думает он сейчас о своем сыне?
Обещал щенка-волкодава... Мать уверяла: только покажу врачам – и домой... Обманули. Предали.
Он нашел в тумбочке шарики от шарикоподшипников. И завернутые в бумажку палочки бенгальского огня. Наверное, их кому-то принесли перед Новым годом. Но зажечь не пришлось – хозяин попал в бокс. Вероятно, тут ему стало хуже, и его отправили в инфекционную больницу – иначе не бросил бы здесь.
Шарик закатился под тумбочку. Скрип хотел приподнять ее, и вдруг крышка отстала. Снялась.
Он понял, как тут развлекались... Собрал на полу все одиннадцать шариков. Положил на них крышку от тумбочки. Опустился на крышку, на подогнутые ноги. Можно немножко проехать: туда-сюда, туда-сюда...
Если бы появился Сашка – тут же отнял бы и это развлечение. Он представил: король отшвырнул его, усаживается на крышку... крышка трещит – она не то что крепкий широкий подоконник...
Скрип замер. Его осенило.
37
Когда он вернулся в палату, в одном кармане была горсть шариков, в другом – шесть палочек бенгальского огня. Улучив момент, он переложил это в свою тумбочку.
Лежа на вытяжении, Скрип дождался, когда ходячие выйдут, и шепотом сообщил план Кире и Проше. Они стали думать... Как это их захватило! Думают, перешептываются.
Через два-три дня Киря сказал: крышка от тумбочки не годится. И Скрип как раз сообразил это. Им нужна доска, что лежит в "кубовой". Эту доску кладут поперек ванны, сажают на нее тех, у кого загипсован торс, кому можно мыть только ноги. Доска примерно с подоконник шириной.
Еще им нужны спички... Скрип достал пустой спичечный коробок из мусорного ведра в уборной. А когда вечером поли ушли в красный уголок, залез в тумбочку к Сашке и стырил из полного коробка штук десять спичек. В другой вечер Скрип развязал бинты на Кириной люльке. Тот спустился на тележку. Они приволокли из "кубовой" доску, спрятали под матрац Проши. Его койка ближе к окну, чем их кровати.
Им на руку, что Бах-Бах лечится после "фокуса". Вместо нее дежурит сестра Светлана. Со второго этажа поднимается в сестринскую Миха. И Светлана не думает заглядывать ночью в палаты.
...Три друга поклялись: молчать! (после того как их план исполнится). Пусть их пугают, пусть допытываются – ни словечка! Посадят в тюрьму? Им-то лучше! В тюрьме не лежат на вытяжении или в гипсовой люльке. Там не подтягивают к "гусю".
Может, будет лучше признаться – и в тюрьму?
38
Он опять не пошел смотреть телевизор. Какие фильмы – когда... Сидит на койке. Справа лежит Проша. Дальше – койка Сашки, сейчас пустая. Над ней – часть окна: примерно, его треть. Когда король прыгает с койки на середину подоконника, ноги повисают над полом.
Окно распахнуто. Лето. Вечер душный.
Слева от Скрипа – Киря в гипсовой раковине. В палате еще двое лежачих. Но их койки далеко, там не слышно, о чем шепчут друзья.
– Почему не говорим ничего? – прошептал Скрип.
Проша глубоко вздохнул. Глаза изумленные – точно увидели Ивана-Царевича на Сером Волке.
– Ну, чего ты? – нервно спросил Скрип.
– Хоть бы все получилось... – Проша вздохнул опять.
– Не фиг бояться! – сказал Киря.
Скрип вдруг заметил: друг дрожит. Примотан бинтами к люльке, и все равно видно, как трясется. А сам не дрожит? Даже зубы стучат.
– Вот-т-т... – выдавил Киря, – пог-г-говорили...
Поли возвратились восторженно-взвинченные: какой был фильм! Про двух грузинских мальчиков-пастухов. Они были одни зимою в горах. Нашли израненного замерзающего человека, привели в свою хижину. А тут напала огромная стая волков – рвут овец. Мальчики стреляют из старинных ружей, а волки уже разорвали их любимую овчарку... Спасенный человек отогрелся: оказывается, это кровавый убийца. Подкрадывается к мальчикам сзади, с ужасающей усмешкой заносит кинжал...
Поли делятся впечатлениями не умолкая. Еще недавно как было бы обидно Скрипу, что он не увидел этой картины. А сейчас...
Когда они умолкнут, надо будет начинать. Хоть бы не успокаивались подольше... Нет!.. скорей!
Свет выключен. Храп. Это Коклета. Петух, Владик устало посмеялись над ним. Еще два слова о фильме... Тихо.
– Может, в другой раз... – еле слышно прошептал Проша.
У Скрипа перестали стучать зубы. Пожалуй, лучше бы в другой раз... Но тут Киря позвал, как было условлено:
– Мне в уборную надо! Э-ээ!
Скрип поднялся, развязывает его бинты. Руки – не свои. Возится долго. Наконец Киря вылез из гипсовой лодочки, спустился с койки на тележку. Громко повторяя: – Надо мне! Надо! – открыл тумбочку, переложил в карман палочки бенгальского огня, спички. Оттолкнулся утюжками от пола – покатил.
На кровати ворочается Глобус – главный сыщик.
– Что он взял? – Влез в свой корсет с головодержателем. Отправился в уборную.
Вернулся, возбужденно мыча. Головодержатель мешает говорить, но он выкрикнул:
– Жгет... огни! Ново... годние! – Притопывает, размахивает руками.
– Огни? Кого? – кто-то встрепенулся спросонья.
– Здравствуй, жопа Новый год! – сказал Владик, залился смехом.
– Заткнись! – рявкнул Сашка-король. – Че там, Глобус?
– Скорей! Бенгальские... – тот взбудораженно взмыкнул, убежал.
Король на клюшках поскакал за ним. Поли повалили следом. Спешат в уборную, где Киря вытворяет что-то загадочное.
В темной палате – Скрип и Проша. Двое лежачих далеко – не разглядят.
Проша отодвинулся, отогнул край матраца. Скрип вытащил из-под него доску. Опираясь на клюшку, поволок к окну. Собрав все силы, занес конец доски на подоконник, толкнул. Сил не хватило – она поползла назад, уперлась в грудь. Его шатнуло – только б нога не подогнулась!
Вот-вот возвратятся поли... Киря, задержи их! задержи их!.. Напрягся так, что в правом ухе щелкнуло. Доска подалась вперед... Он расположил ее по длине подоконника. В темноте доску от него не отличишь.
Теперь в карман за шариками... насовать их под доску... второй, третий, четвертый... Под ней все одиннадцать! Толкни – и она съедет на них за окно.
Скрип двинулся к койке. Нога подломилась, клюшка не удержала – хряп об пол. Вставать некогда. Взяв клюшку посередке зубами, пополз на четвереньках.
39