Лес наполнился шумом шагов, перекликами бойцов, треском сучьев под ногами и родными русскими матюгами, когда кто-то из солдат падал на землю, споткнувшись о корягу.
– Рота, строиться. по порядку номеров, рассчитайсь!
– Первый, второй, третий… сороковой… восемьдесят восьмой.
Все живы. Обрадованно вздохнул капитан.
– Санинструктор, ко мне!
Товарищи сержанты и солдаты, если кому требуется медицинская помощь, подходите к костру. Остальные – отдыхать. Не будем выкалывать себе глаза о сучки, подождем здесь пару часов до рассвета. Сержант Ганиев, организуйте заготовку дров для костра и назначьте двух костровых.
Стройбатовцы разошлись немного в стороны, укрылись под кронами ближайших елей. Стали засыпать.
Молодые организмы нуждались в отдыхе….
Когда санинструктор Прускавец перевязал пару имеющихся у бойцов кровоточащих ссадин и одну голову с рассеченной на затылке кожей, капитан облокотился на еловый комель и закрыл глаза.
– Товарищ капитан, разрешите представиться, лейтенант государственной безопастности Сёмочкин.
Ротный удивленно глянул на молоденького лейтенантика.
– Слушай лейтенант, ты откуда взялся?
– Как и Вы все, с объекта.
– Вот только особистов мне сейчас и не хватает. Лейтенант, давай спать. Утром поговорим…
Когда рассвело, капитан не стал будить роту. Решил, что пусть ребята еще немного поспят. До воинской части недалеко, судя по гулу машин, доносившемуся от дороги.
– К завтраку успеем дойти, а днем ребятам спать не дадут. Начнут опрашивать и выспрашивать: "Как да что, да когда, да почему, да отчего, да кто виноват и кто что сделал?"
Сволочи, это мы должны спросить, что такое произошло на объекте и почему это случилось с нами?
Сволочи! Чуть не угробили пацанов!
… О себе и о том, что все произошедшее – результат раздолбайства одного из его подчиненных, капитан не подумал.
Он думал о неминуемых беседах с официальными проверяющими лицами всевозможных комиссий, инспекций и надзоров, которые сейчас, наверняка, трясутся в автомобилях, дремлют в вагонных купе, сосут кисленькую взлетно-посадочную аэрофлотовскую карамель, сидя в салонах самолетов.
Печенкой, задницей и интуицией предчувствовал капитан неизбежное приближение зловредной проверяющей братии, основной целью которых будет спасение от ответственности высокопоставленных и высокородных ответственных лиц.
"Рота, подъем! В две шеренги, становись! За мной, бегом, шагом-арш!" – скомандовал ротный и не оглядываясь побежал в направлении дороги.
Лес закончился неожиданно-быстро. От опушки начинался крутой спуск к широкой реке, которой не могло быть рядом с их воинской частью. над рекой виднелся бетонный мост, соединяющий два берега и два направления широкой шоссейной дороги. По шоссе двигалась колонна допотопных грузовичков с прицепленными пушками.
Н-да, вот так попали, теперь точно на завтрак не попадем, успел подумать капитан Филиппов и полетел на землю, от толчка в спину.
"Товарищ капитан, товарищ капитан, – кудахтал над ним сержант Яценко. – Извините, не успел остановится".
– Яценко, остолоп ты недоделанный, я сейчас встану и тебя, дубину стоеросовую, вон туда, вниз под горку, до самой реки, как футбольный мяч, пинками катить буду.
Ты сейчас не человека с ног сбил! Ты посягнул на честь, жизнь и здоровье офицера! Ты избил старшего по званию!
Всё, Коля, пиши домой письма, что твой дембель откладывается на два года в связи с дальнейшим прохождением службы в дисбате!.
Краем глаз, капитан заметил, что голодные, замёрзшие, не выспавшиеся на мокрой земле солдатики правильно поняли его грубоватый армейский юмор, облаченный в форму угрожающей речи, и немного повеселели и стали рассматривать речной берег, куда, по словам Филипова, должен был катиться сержант Яценко.
Рассмотрели и поняли, что им до чертиков хочется скорее туда попасть.
На колхозном прибрежном лугу работали молодые девчата.
Правда работа, была не женской. Девушки, вооруженные лопатами, копали ямы и канавы.
– Почему разбрелись как стадо баранов, и чего пялитесь, как козлы высокогорные? Вас девушки на гражданке ждут, а здесь местное население, занятое общественно-полезным трудом. – Товарищ капитан, – спросил Яцеко, перемолов в мозгу недавнюю шутку-угрозу ротного в свой адрес, – а зачем девушки траншеи роют? – Ну,- на миг растерялся ротный, – мелиорацию земель проводят или нефтепровод тянут? – Я бы председателю колхоза руки оторвал за то, что девушек заставил этим заниматься. У него что- экскаватора нет?
– Яценко, отставить разговоры. Рота строиться и шагом м-арш – скомандовал Филиппов.
Душе Славки Мамакина захотелось петь и он без всякой команды, с третьего шага запел:
Следом за ним, вся рота слаженно, в ритме шагов, заорала следующий куплет:
ПОЛНОЕ ПОПАДАЛОВО
Рано "пташечки" запели…
Мичман Лазаревский, рассмотрел в бинокль, что на его будущие позиции двигается воинский строй и то, что приближающие солдаты одеты не в гимнастёрки рабоче-крестьянской армии, а в какие-то расстегивающиеся кителя с большими блестящими, генеральскими пуговицами. На плечах у солдат были черные погоны, украшенные золотыми буквами "СА".
Впереди солдат шел офицер в БЕЛОГВАРДЕЙСКИХ ПОГОНАХ!
"Караул, в ружьё!" – скомандовал Лазаревский, – приготовится к отражению атаки бело-фашистских диверсантов.
Несколько матросов, вооруженных винтовками, выскочили из замаскированного блиндажа и прыгнули в траншею.
Пулемётчик, матрос второй статьи Васечкин сдернул со своего пулемёта холщевое покрывало и заправил ленту…
"Как капелевцы идут – вспомнил он психическую атаку белогвардейцев из фильма "Чапаев", – вот только я не Анка-пулеметчица и подпускать их близко не стану. Всех положу за милую-душу".
В памяти всплыли первые недели войны, когда на горсточку матросов двинулась в атаку пьяная рота эсэсовцев. Ребята растерялись, запаниковали, открыли беспорядочный винтовочный огонь.
Васечкин тогда не растерялся, не смотря на то, что это был его первый бой и со вторым номером пулемётного расчета Юркой Коньковым, выждав убойную дистанцию, положил почти всю вражескую роту.
"Не пропадем, – развеселился Васечкин, поправляя рамку пулемета и убирая в карман гимнастерки медаль "За отвагу", полученную им как раз за бой с эсэсовцами. Вообще-то за такой бой должны были наградить как минимум орденом, да в начале войны ордена и медали давали неохотно – наши отступали на всех фронтах.
Но эти психи шли на позицию караула совсем не так, как эсэсовцы или капелевцы. Васечкин удивился тупости белогвардейского офицера, построившего роту для атаки как раз самый меткий и кучный пулемётный огонь.